Я нашел дом, о котором вряд ли знают и трое из ныне живущих представителей нордической расы. Он находится совсем недалеко от эстакады, но его история уходит очень далеко в глубь столетий. Мне захотелось снять его из-за необычной кирпичной кладки расположенного в подвале колодца одного из тех, о которых я рассказывал вам. Дом на глазах разваливается, так что вряд ли кто-нибудь поселится в нем, и мне даже стыдно сказать, как мало я за него плачу. Окна там заколочены, но это даже к лучшему, ибо мне совсем не нужен дневной свет. Пишу я в подвале, где вдохновляюсь сильнее всего, но все же обставил несколько комнат на первом этаже. Принадлежит дом некоему сицилийцу, а я снял его под фамилией Питере.
Итак, если не возражаете, сегодня же и отправимся туда. Думаю, вам понравятся картины, ибо, как я уже сказал, позволил себе зайти в них немножко дальше. Это недалеко иногда я хожу пешком, чтобы не привлекать внимание любопытных, появляясь в таком месте на такси. От Южного вокзала до Бэттери-стрит доедем на поезде, а там всего ничего пешком.
Итак, Элиот, когда я выслушал все это, то уже с трудом сдерживал себя, чтобы не припустить бегом, и нормальным шагом дойти до первого попавшегося нам, свободного такси. На Южном вокзале мы пересели в поезд и около двенадцати часов, выйдя на Бэттери-стрит, направились мимо старого причала по набережной Конституции. Куда и где мы свернули, я не запомнил и не могу ничего сообщить вам об этом, знаю лишь, что мы были не на Гриноу-лейн.
Когда же мы свернули, то нам пришлось подниматься в гору по безлюдной улочке, самой старой и самой грязной, какую я только видел в своей жизни; все дома на ней были с ветхими крышами, разбитыми окошками и древними полуразрушенными трубами, отчетливо видными на фоне лунного неба. Похоже, там не было и трех домов, которые строились не во времена Котток Мэзера в самом деле, я разглядел два дома с низко нависающими крышами, а один раз даже нам попалась островерхая крыша, почти забытая предшественница двускатной крыши, хотя, говорят, ни одной такой крыши не сохранилось в Бостоне.
С этой плохо освещенной улицы мы свернули налево на такую же безлюдную и еще более узкую, погруженную во тьму, улочку и через минуту вновь повернули, но уже направо. Почти тотчас Пикман достал фонарик, и я увидел старинную дверь, обшитая десятью филенками, всю изъеденную червями. Когда он отпер ее и впустил меня внутрь, моим глазам предстала пустая прихожая, когда-то, повидимому, великолепно смотревшаяся благодаря дубовым панелям очень простая на вид, она будоражила воображение напоминанием о временах Андроса и Фиппса и ведьмовства. Мне было предложено пройти в дверь налево, где Пикман зажег керосиновую лампу и предложил располагаться, как дома.
Вам известно, Элиот, что я принадлежу к тому типу людей, которых обычно называют видавшими виды, но, признаюсь вам, меня повергло в ужас то, что я увидел на стенах в той комнате. Я увиде его картины которые он не мог написать и даже показать на Ньюбери-стрит правильно он говорил, что разрешил себе по вольничать. Вот хотите еще выпить? мне не помешало!
Не имеет смысла рассказывать, что было на них изображено потому что никакие слова не в силах описать невыносимый адский ужас, немыслимую мерзость и нравственный смрад, исходившие от обычных мазков. Там и в помине не было экзотической техники, например, Сидни Сайма или сатурнианских пейзажей и лунных поганок, которыми леденит кровь зрителей Кларк Эштон Смит. Фон, как правило, составляли старинные кладбища с церквами, лесные чащи, морские утесы, кирпичные подземные ходы, обшитые деревянными панелями комнаты или обыкновенные подвалы. Чаще всего встречалось кладбище на Коппс-хилл, которое, по всей видимости, располагалось недалеко от дома Пикмана.
На первом плане располагались чудовищные безумцы в своем патологическом искусстве Пикман отдавал предпочтение демоническим портретам. Фигуры большей частью были не вполне человеческими, но в разной степени приближавшимися к человеческим. Как правило, двуногие, они чем-то напоминали псов и заваливались вперед. Кожа у них тоже производила малоприятное впечатление, словно была резиновой. Фу ты, я и теперь вижу их словно воочию! Их занятия нет, даже не проси меня рассказывать в подробностях. В основном они ели не знаю что. Иногда Пикман писал целые группы на кладбищах или в подземных ходах, которые, похоже, дрались из-за добычи скорее из-за найденного сокровища. Поражала экспрессия на невиданных лицах тайных натурщиков! На нескольких картинах эти существа прыгали ночью в открытые окна или сидели на спящих людях, вгрызаясь им в горло. На одной он показал их, сбившихся в круг и лающих на повешенную на Гэллоус-хилл ведьму, чье мертвое лицо несло на себе следы несомненного сходства с их лицами.