Зов Ланелы

Судя по тому, с какой скоростью довольный сорванец улепётывал с крепко зажатой в кулачке монеткой, сделка для меня была крайне невыгодная. Чтобы узнать, на сколько я «прокололся», я спросил об этом Кавни, подошедшего из лавки ткача с отрезом белёного холста.

– Ты эту гадость ещё и купил? – брезгливо поморщился тот, одновременно недоумённо вскидывая брови, отчего физиономия у него получилась презабавнейшая.

– Почему – гадость? По-моему, очень интересные вещицы, – ответил я, продолжая рассматривать лежащие у меня на ладони совершенно одинаковые по размеру, словно вышедшие с одного станка шарики.

– А что ж ещё, как не гадость? Это туки, настоящее проклятье всех матерей побережья.

– Это почему?

– На вид-то они красивые, детишки любят ими баловаться. А чуть подольше в руках подержи – такой пропадиной разить начнёт, только держись!

– А откуда они берутся?

– Да на берегу Полуденного моря находят во множестве. Говаривают, это закаменевшая икра рыбы-бака, которой нынче уж и не водится. Может, оно и к лучшему, что не водится: ежели уж икра такая, то какова ж сама рыбка-то была?! Да выкинь ты эту… не знаю, как и назвать, чтобы не сругаться по-нехорошему!

Действительно, от шариков начал распространяться очень резкий гнилостный запах. Однако совету Кавни я не последовал и, завернув шарики в заменявший мне носовой платок кусок материи, прихватил с собой.

Вместе с сетриком и Асуром мы прогулялись вдоль повозочного ряда и, облюбовав одну из мастерских, заглянули внутрь. Здесь, в просторном сарае, заставленном досками, бочками и различными станками-приспособлениями для обработки древесины, мы приглядели подходящие фургоны. Правда, в наличии их оказалось только три штуки, но мастер Дини, хозяин заведения, брался до конца торговища изготовить и четвёртый, а так же приделать щиты, которые можно будет использовать в качестве сцены, и перекрасить все экипажи в требуемый зелёно-красный колер.