Зов Лавкрафта

Я полагаю вполне допустимым предположить, что каждый из живущих или когда-либо живших хотя бы изредка (по меньшей мере несколько раз на протяжении жизни) погружался в размышления о том, где и при каких обстоятельствах он скончается. То могли быть как мрачные думы, исполненные суеверного ужаса перед смертью и тем, что ожидает нас после нее, так и лишенные всякого мистического волнения упражнения для пытливого ума.

Безусловно, и я сам не раз размышлял на эту тему, всякий раз находя сравнительно приемлемые варианты: по меньшей мере не внушавшие тоски или ужаса, а скорее даже некоторым образом тешившие самолюбие. Я определенно никогда не допускал мысли, что умру в тесноте захламленного помещения, напоминающего чердак, да еще расположенного в таком месте — причем пребывая в столь странном и отвратительном состоянии, которое давно уже стало мне привычным.

Тем не менее вынужден признать: я вполне отдаю себе отчет в том, что цепь невероятных событий, приведших к такой жалкой кончине, преимущественно состоит из мною же выкованных звеньев. И я был бы рад записать историю своей жизни, имей технически такую возможность. К сожалению, мне мешает не только отсутствие в этом проклятом месте пера, чернил и бумаги, но также более существенные факторы, которые стали бы для вас абсолютно очевидны, взгляни вы на меня сейчас.

Перед лицом смерти, затхлое дыхание которой уже явственно ощущается, могу лишь выразить робкую надежду: возможно, до сих пор столь яркие в моей памяти события (а ведь с тех пор прошло много лет) опишут другие их участники. Вне всяких сомнений, таковые авторы, если они найдутся, выразят в своих произведениях самое нелестное мнение обо мне. И это, если постараться взглянуть на ситуацию объективно, будет довольно справедливо.

Возможно, нынешняя моя внешность некоторым образом отражает заключенное в бренной телесной оболочке содержание?..

I

Пабло Руис был мужчиной уже немолодым, но весьма физическим крепким, и кулак его по-прежнему напоминал пушечное ядро. Когда этот кулак с размаху ударил по столешнице — вздрогнул, затрещал и задребезжал весь большой дом. Слуга ворвался в комнату сию же секунду, будто ошпаренный.

— Которая нынче дата?

— Ну… ммм… год тысяча шестьсот одиннадцатый от Рождества Христова, сеньор!

Пабло тяжело вздохнул.

— Я, конечно, в последнее время пью много. Но не настолько, чтобы забыть, который идет год! Я спрашивал о дне, дубина!

— Ах… десятый день августа, сеньор.

— Вот как… значит, кем бы ни были люди, столпившиеся за воротами — я их не ждал сегодня. Это незваные гости. Тебе известно мое отношение к незваным гостям?

— В полной мере, сеньор.

— Так спровадь их.

— Боюсь, сеньор, что не могу. Это люди из Логроньо.

— И что? Да будь они хоть из самого Мадрида!

— Я имел в виду, сеньор, что в Логроньо работает трибунал Святой Инквизиции, как вы знаете… и среди гостей есть человек, связанный с трибуналом.