Зов любви

– Я тоже, Ален... Но меньше, чем прежде, и это ужасно – мне трудно понять, отчего мне сегодня менее радостно... Хотя этому могут быть причиной тысяча и одна причина.

– Прогони печальные мысли и расскажи мне другую историю.

– Да, ты ненасытен! Ну так вот еще одна, она короче чем первая... «Одному арабскому кочевнику довелось однажды оказаться за столом калифа, трапезу которого составлял зажаренный козленок. Голодный путник с жадностью набросился на мясо, глотая его целыми кусками. Глядя на это, калиф заметил:

– С таким остервенением набрасываться на эту пищу... Не иначе, как мать этого козленка сильно бодала тебя рогами?

– А ты так трепетно заботишься о ней,– заметил кочевник,– что возникает вопрос: не вскормлен ли ты молоком этой козы?»

– Это все, дорогая?

– Да.

– Ты мне не скажешь, отчего это начало иссякать твое вдохновение рассказчицы? Прежде, в этой гостинице ты мне сочиняла такие волшебные сказки! Можно подумать, что ты решила прекратить наше ночное паломничество на место нашей первой встречи, где мы стали возлюбленными.

– Я отвечу тебе небольшим стихотворением, которое я запомнила еще у себя на родине:

Над пустотой моей души я плачу —
Хочу стать доброй, искренной, другой...
Пусть все ко мне относятся иначе,
Не стану я к чужой беде глухой.

Помолчав, Ален задал новый вопрос:

– Ты знаешь, что ты еще никогда не была так прекрасна?

– И что ты никогда раньше не был так красиво мужественен?.. Что ж, в таком случае самым разумным, наверное, было бы распрощаться в тот момент, когда наши чувства достигли предела?

– Что за глупости ты говоришь? Между нами не может быть никакого предела.

– И все же он есть: я его ощущаю, как будто между нами возникает непреодолимая, тяжестью нависающая стена, страшная своей громадой!

– Прекрати! Ты мне рассказала столько прекрасных историй, ты с блеском исполнила роль прекрасной Шахерезады, которая соблазняла калифа Харуна ар-Рашида на протяжении тысячи и одной ночи... А теперь не позволишь ли ты мне выполнить то, что делал халиф: позволь мне обладать тобой...

...Они оба ощутили, что в этот вечер их страсть не пылала с той силой, что прежде. Насколько были чудесны их объятия предыдущих ночей в этой комнате, настолько они почувствовали опустошение после близости этой ночи. Как будто тень отчуждения упала вдруг на светлые чувства, чтобы погрузить их в темноту, а может и вовсе запрятать их счастье. В одно мгновение между ними возникло это проклятие, этот призрак, витающий над альковами стольких пар – пресыщенность. Обоим вдруг стало ясно, что это появилось гораздо раньше, чем они его заметили.

Конечно, их тела еще любили и желали друг друга, но в их душах поселилась сдержанность, подавляющая пыл страсти. Они еще оставались лежать бок о бок в постели, как вдруг у нее возникло навязчивое желание задать этот глупый вопрос, который раньше она никогда не смела задать:

– Что ты делал сегодня после обеда?

– Ничего особенного...

– Я была уверена, что ты так ответишь!

– Что за агрессивность? Ты что же, настаиваешь на подробном отчете? Если это тебя так интересует, я тебе его предоставлю... Дай только собраться с мыслями, чтобы ничего не упустить.

– Я тебя не контролирую. Впрочем, у меня на это нет права – мы ведь не женаты.

– Что ж, я начинаю излагать, но боюсь, что это не будет столь увлекательно, как твои сказки... Ты помнишь, когда я тебе утром сказал: «Хадиджа, сегодня наша годовщина» и ты улыбнулась? Этим я напомнил тебе, что, как и условлено было раньше, мы не увидимся в течение дня, с тем, чтобы острее ощутить радость нашего свидания там, где мы встретились впервые три года тому назад...

Он смолк, считая, что нет никакой необходимости высказывать словами то, что он делал и думал на протяжении этого дня их добровольной разлуки перед тем, как снова обрести друг друга в полночь. За несколько мгновений в его памяти промелькнул прошедший день.