Зов ночной птицы

— Да, что ты мог спутаться с ведьмой. А пастырь Иерусалим говорил, что ты возжелал ее тела.

Мэтью было очень трудно сохранять внешнее спокойствие, когда внутри у него все кипело.

— Мистер Грин, — сказал он, — это ведь я зачитал ведьме смертный приговор. Будь я настоящим демоном, я бы давно уже обморочил судью и вынудил его признать эту женщину невиновной. Для этого у меня были все возможности.

— Пастырь говорил, что ты мог навести порчу на судью, чтобы он скорее помер и не успел вынести приговор.

— Я что, был главной темой его проповеди? Если так, мне впору потребовать свою долю из тех монет, которые он заграбастал, используя мое имя!

— Главной темой был Дьявол, — сказал Грин, — и то, как нам выбраться из этого города, сохранив свои шкуры.

— Когда пастырь провернет это дельце, вы останетесь при своих шкурах, но без своих кошельков.

Этот диспут уводил Мэтью в сторону от его цели, что было нехорошо.

— Но хватит разговоров, — сказал он. — Надо выполнить приказ судьи. Если вы дадите мне ключ, я могу…

— Нет, — прервал его Грин. — Хоть мне и тошно оставлять дом без присмотра, за эту заключенную отвечаю я, и ничья рука не откроет ее клетку, окромя моей. Потом я отведу вас обоих к судье.

— Однако… мистер Грин… Учитывая необходимость остаться и защищать ваших…

Но он говорил в пустоту, поскольку тюремщик уже исчез за дверью.

Его план, изначально построенный на хлипком фундаменте, дал трещину. Очевидно, у Грина возникли подозрения насчет замыслов Мэтью. Кроме того, рыжебородый колосс был настолько верен своему долгу, что решился покинуть жену и ребенка в разгар сатанинской охоты. За это его следовало бы похвалить, не будь Мэтью сейчас слишком занят тем, что посылал ему мысленные проклятия.

Через пару минут Грин объявился вновь. Он по-прежнему был в ночной рубашке, но дополнил ее бриджами и тяжелыми сапогами. На шее висел кожаный шнурок с двумя ключами. В левой руке он держал фонарь, а в правой — к величайшему беспокойству Мэтью — огромный палаш, которым можно было бы снести голову быку.

— Запомни, — сказал он жене, — дверь должна быть на запоре! Если кто-то в нее хотя бы поскребется, сразу ори во всю глотку!

Он затворил дверь, убедился, что жена задвинула засов, и сказал Мэтью:

— Ладно, идем! Ты впереди!

Самое время пустить в ход запасной план, подумал Мэтью.

Но проблема заключалась в том, что запасного плана у него не было. И он повел Грина к тюрьме. Он не оборачивался, но бегущие от загривка по спине мурашки заставляли предположить, что Грин все время держит острие палаша нацеленным ему в шею. Вдалеке на улице Гармонии залаяла собака, ей откликнулась другая на улице Усердия, каковая мелодия вряд ли успокоила нервы Грина.

— Почему меня об этом не предупредили? — спросил он уже на подходе к тюрьме. — Если того требует закон, почему было не сделать этого днем?

— По закону о ведьмовских процессах, обвиняемому надо предоставить возможность раскаяться не ранее чем за шесть часов и не позднее чем за четыре часа до казни. Это называется… э-э… закон конфессиато.

Мэтью рассудил, что если Иерусалим сумел одурачить местных своим «обрядом санктимонии», то почему бы не использовать аналогичный ход?

— Обычно судья сам посещает осужденных в камере, сопровождаемый священником, но в данном случае это невозможно, — пояснил он.

— Это я понимаю, — сказал Грин. — Но… почему мне не сообщили заранее?

— Вас должен был предупредить мистер Бидвелл. Он этого не сделал?

— Нет. Ему нездоровится.

— Ну вот… — Мэтью пожал плечами, — все и прояснилось.

Они вошли в здание тюрьмы, Мэтью по-прежнему был впереди. Увидев огни фонарей, Рейчел обратилась к ним, а не к несущим их людям. Судя по безжизненному голосу, она уже смирилась со своей судьбой.

— Что, пора?

— Почти, мадам, — строгим тоном произнес Мэтью. — Мировой судья хочет вас видеть, чтобы дать вам последнюю возможность раскаяться.

— Раскаяться? — Она поднялась с подстилки. — Мэтью, что это значит?

— Тебе лучше помолчать, ведьма, для твоего же блага. Мистер Грин, отоприте камеру.

Он шагнул в сторону, лихорадочно думая, что делать после того, как будет открыт замок.

— А ты отойди от меня подальше, — сказал ему Грин, и Мэтью повиновался.

Рейчел приблизилась к решетке. Ее лицо и волосы были грязны, янтарные глаза впились в Мэтью.

— Я задала вопрос. Что все это значит?

— Это касается твоей дальнейшей участи, ведьма. В смысле, твоего места в загробном мире. А пока что придержи язык.

Грин вставил ключ в замок, повернул его и отворил дверь камеры.

— Давай выходи, — сказал он.

Рейчел колебалась, вцепившись в железные прутья.

— Таков закон канфесиаша! — возгласил тюремщик. — Выходи, тебя ждет судья!

Мэтью спешно прикидывал варианты. Его взгляд задержался на двух деревянных ведрах — для питьевой воды и для нечистот — в камере Рейчел. Не ахти что, но больше ничего не придумывалось.

— Клянусь Богом! — произнес он. — Кажется, ведьма вздумала противиться, мистер Грин! Она не хочет выходить!

При этом он поднял палец, привлекая внимание Рейчел, а потом указал на дальний угол камеры.

— Я не…