Я сидела рядом с Каем и Агнией у белой стены в пустой комнате в доме Даннов. Камера была направлена на нас, и, кроме самого старейшины Пиро, в комнате больше никого не было.
– Меня зовут Кай Либерт, – начал отец, взяв за руку меня и Агнию. Казалось, ему все еще трудно смотреть на меня без слез. – А это Агния Данн и наша общая дочь, Киана. Я уверен, что вы все знаете, кто мы такие, но, чтобы не было сомнений: я – идор, а моя жена – пиро. В течение многих лет нас приводили в качестве негативного примера, как поддержку тезиса о том, что районная сегрегация в Тессаректе должна быть сохранена любой ценой. Мы собрались здесь сегодня, чтобы сказать вам, что Омилия обманывает вас. С тех пор как нас арестовали почти два десятилетия назад, мы влачили свое существование в Десмоте, подземной тюрьме, и ходили слухи, что нас поместили в психиатрическое отделение, потому что общение друг с другом свело нас с ума.
– Мы в добром здравии, – вмешалась Агния. Ее руки дрожали, но голос был ясным и твердым. – Как и наша дочь, само существование которой должно сделать пограничное регулирование недействительным. Мы никогда не использовали свои дары друг перед другом. Мы никогда не становились жертвами опьянения. – Здесь она сделала эффектную паузу. – Потому что его не существует! Не в том виде, в котором его преподносит вам Омилия. Мы являемся живым доказательством этого. Тогда Нерон Лагард предал нас старейшинам, чтобы искупить свой собственный грех. Он нарушил правила, как и мы, вступив в отношения с Гайей, старейшиной Чой. Она отдалилась от него, и отношения разрушились. Это причина, по которой он настроен против нас.
– Мы были друзьями, – добавил Кай. – В то время мы с Нероном были очень хорошими друзьями. Мы разделяли одни и те же ценности и сомневались в системе, которая делала нас рабами наших предков и требовала от нас искоренения нашего здравого смысла. Его предательство лишило Агнию и меня не только многих лет нашей жизни, но и нашей дочери, которая до недавнего времени ничего не подозревала о нашем существовании. Якобы ради нашей собственной безопасности.
Это был мой сигнал. Пока они разговаривали, мои руки покрылись мурашками. Я знала, что сказать. И все же я не могла устоять перед тошнотворным чувством в животе. Я проглотила его вместе с комом в горле и взяла себя в руки.
– Мне лгали всю мою жизнь. Моя квартира взлетела на воздух, мной манипулировали, моей жизни угрожали, и меня пытали – все это от имени старейшин. Я не знала, что мои предполагаемые родители не были моими настоящими родителями, я не знала, что этот город существует.
Сочувственный взгляд Фоса встретился с моим. Он одарил меня улыбкой и ободряюще кивнул.
– Любовь – это не преступление, – продолжила я. В моих ушах мой голос звучал дрожащим и тонким, и я с трудом узнавала его, но заставила себя продолжать говорить. – Настоящее преступление – это то, что Омилия делает с вами, с нами в течение многих лет. С инвентами обращаются так, как будто они неполноценные, одаренные заперты в своих районах и вынуждены ежедневно использовать свой дар, хотя это истощает их. Якобы для того, чтобы сохранить равновесие стихий в мире. – Я глубоко вздохнула. Это были уже не мои собственные слова, Фос внушил их мне, но пока я говорила, я распознала в них правду. – Мои родители не потеряли свой дар, когда я родилась. Это означает, что в случае смешения и рождения большего количества полукровок число одаренных будет расти. А это, в свою очередь, означает, что ответственность будет распределена между большим количеством людей. Я сама ношу в себе дары Пиро и Идора, и я могу вызвать их, если прыгну во времени с другими одаренными. Это не заставляет меня чувствовать себя плохо и не изнуряет меня. Я чувствую себя невесомой.
– Ни слова о твоем истинном даре, – предупредил меня Фос. – Это не имеет никакого значения, только приведет людей в смятение и отвлечет от сути.
Аргумент прозвучал убедительно.
Неужели все было так просто? Было ли это решением, в котором Тессарект нуждался в течение многих лет? Больше полукровок, чтобы другим одаренным было легче?
Но что, если все станут такими же, как Марсия? Если они обнаружат опьянение и связанную с ним силу?
Неужели Фос не хотел, чтобы я говорила о своем даре, только чтобы прикрыть Марсию? Или он был просто ее марионеткой?
– Мы требуем свержения старейшин! – прозвучал рядом со мной голос Агнии. – Мы требуем справедливости за все, что было с нами сделано. И мы требуем от вас, чтобы вы проснулись. Проснитесь и посмотрите правде в глаза! Именно различия делают нас сильными, а не наши общие черты.
Фос остановил запись и громко выдохнул воздух, как будто задержал дыхание на несколько секунд.
– Великолепно. Спасибо, что согласились на это.
Для Агнии, казалось, было облегчением произнести эти слова, в отличие от Кая, который выглядел так, будто в любую минуту может упасть со стула.
Я наклонилась к нему.
– Все в порядке?
Он неубедительно кивнул, прежде чем отстраниться от нас с Агнией, пробормотать что-то о «свежем воздухе» и встать.