Зов пахарей

– Твои щеки, Тирун, твои красные щечки. Конь Андраника однажды в Рахве-Дуране в руку меня укусил. Двое удил, а все же куснул, стервец! «Птичка-невеличка, птичка-красноножка, дом свой разорила и мой заодно».

Каро и сам не понял, как доехал до Гегамских гор. Перед глазами все время стоял безумный Андреас.

Мегри и Джульфа показались ему сильно отдаленными друг от друга. Каро погнал коня к Верхнему Геташену в Мартунинском районе. Там был похоронен гайдук из мушской деревни Ахчна – Ахчна Ваан. Его убили в овраге Джхни. Каро с Чоло привязали тело убитого к седлу и привезли, похоронили товарища во дворе церкви.

Жена Ахчна Ваана, Хатун, вскоре вышла замуж за одного из его солдат. В 1930-м новый муж ее по имени Петрос продал двух коров и перебрался с семьей в Верхний Геташен. Там он первым делом поставил памятник на могиле Ахчна Ваана.

Борода въехал на погост, обнажил голову перед могилой и молчанием почтил память храброго воина Сасунского полка.

На следующий день его конь снова был на Арагаце.

На одной тахте с милиционером

Темно было.

Борода Каро соскочил с коня и стал думать, куда пойти? Снова доверить себя горам?

Какая-то птица пролетела над головой. Борода долго смотрел ей вслед. Птица полетала-полетала и села на утес. Потом сложила крылья и нырнула в какую-то щель. «И у этой свое пристанище есть, – подумал Каро, – а у меня?»

Он вспомнил.

Возле Сардарапата есть деревня, Джанфида называ ется. А чуть дальше, возле старого Армавира, еще одна деревушка – Большой Шариар. В Большом Шариаре жил знакомый Бороды, талворикец Рашид, председатель колхоза.

«Дай-ка я эту ночь гостем у Рашида буду», – сказал про себя Борода Каро.

Погнал Каро коня и ночью был в Большом Шариаре.

Рашид был дома, пил вино в одиночестве. Обрадовался житель Араратской долины, увидев у себя на пороге почтенного гостя.

Обнялись старые знакомые, поздоровались.

– Сначала коню овса, а потом гостю хлеба, – сказал Каро и повесил косу на стену.

Рашид отвел коня в хлев, а Каро в комнату для гостей пригласил. Коню овса дал, а гостю – хлеба. Потом открыл самый лучший свой карас, непочатый.

– Глиняная миска найдется? – спросил Каро. Рашид понял, что у Каро печаль какая-то. Жена Рашида принесла глубокую глиняную миску и поставила перед гостем.

– И мне такую же принеси, – сказал Рашид, отставив в сторону стаканчик.

Жена еще одну миску принесла, поменьше.

Курицу зарезали, соленья из бочки достали и сели за стол. Миски ударялись друг об дружку и опорожнялись раз за разом.

Уже спать стали укладываться, вдруг в окне чья-то голова показалась.

– Председатель дома?

– Пожалуйте в дом, – ответил Рашид и с лучиной в руках пошел открывать дверь.

Ночной гость оказался начальником милиции Эчмиадзинского района, сурмалиец Вачаган, небольшого росточка, жизнерадостный смуглый толстяк. Он еще с порога заметил, что какой-то рыжеусый мужчина сидит у стола и потягивает вино из глиняной миски. Он впервые видел такое – чтобы вино миской пили. Начальнику милиции понравился гость председателя. И потому как он, согласно своей должности, все вина этой губернии пробовал, то и обрадовался немало, что есть повод опрокинуть чарочку-другую вкусного домашнего винца.

– Чем заняты? – оживленно потирая руки, спросил начальник милиции, направляясь к столу.

– Да вот вино пьем, товарищ начальник, – ответил Рашид и подвинулся, дал ему место на тахте.

– Вино – мисками? Никогда такого не видал.

– В нашей стране вино так пьют, – сказал Каро.

– Которая эта ваша страна?

– Дальняя.

– В Большом Шариаре вино отменное, и, пожалуй, стоит пить его мисками, – сказал милиционер. – Из какого это караса?

– Моего погреба самый лучший карас открыл, товарищ начальник, непочатый, – сказал хозяин дома.

Борода Каро поставил перед начальником милиции полную миску:

– Попробуй-ка, что за вино.

– Нет, нет, это много. Я на службе нахожусь и npишел в село по делу.

– Подождет твое дело, – ответил Каро.

– Ты, верно, давно не пил. И миска твоя побольше председателевой.

– У караса спросили: ты чего боишься? Ответил: маленьких горшков.

То двое их пило, теперь втроем стали пить. Жена еще кур зарезала. Пировали до петухов. Милиционер с Рашидом из стаканов пили, а Каро из миски глиняной. Пили и мирно беседовали.

Каждый рассказал какую знал историю. И гость рассказал – про то, как просо с пшеницей поссорились.

– Просо через сорок дней всходит, – сказал Борода, – а пшеница попозже. Один год в Мушской долине был голод. Крестьяне стали сеять просо, чтобы путь голоду закрыть. Надулось просо и говорит пшенице:

«Сестрица-пшеница, я раньше твоего всхожу, – выходит, я главнее».

«Что делать, твое, видать, время», – отвечает пшеница.

«Хочу в Иерусалим пойти».

«Сиди, где положено, дурак, ты что, хочешь голод на страну нагнать?» – крикнула пшеница, да как стукнет просо по башке.

Горец со своими прибаутками и веселыми историями пришелся по душе сурмалийцу. А когда пили за начальника милиции, Каро в его честь спел песенку «Сурмали», которой выучился, скитаясь по Арагацу.

Не звонит колокол, не слышно армянской речи, Одичал, стал волчьим логовом Край приветливый, Змея села на судьбу твою, Сурмали.