Зов пахарей

— Держи, готов приклад Сероба-паши. — Он вытер приклад грубой бумагой и сунул в мой мешок. — Твой паша держал в отряде свою жену, что по законам гайдуков недозволительно. А дядю Геворга Чауша обвиняют в том, что он женщину умыкнул. Преданный идее человек со всех сторон совершенным должен быть, — сказал оружейный мастер и посмотрел в сторону ясель, чтобы определить время. Солнечный луч перепрыгнул к тому времени на ясли. — Песок в овраге нагрелся небось, — сказал он и, взяв кувшин, снова пригубил. — Кто был в дверях, когда ты шел сюда?

— Человек в больших постолах.

— Заметил тебя?

— Нет, он спал.

— Послушай, мой мальчик, — сказал мастер Шапин и убрал пустой кувшин. — Ежели паша спросит обо мне, скажи, что я этой ночью отправляюсь в Шеник. И вот что я хочу, чтобы ты знал мое настоящее имя. Андраник меня звать. А несколько старых сасунцев зовут меня мастер Шапин, иди — коротко — Шапинанд, то есть Андраник с Шапин-горы. С этого дня зови и ты меня этим именем.

— Шапинанд, — повторили мои губы в темноте. Я взял свой мешок, попрощался с Андраником, бесшумно выбрался из темного хлева и направился к дому Тер-Каджа, где меня ждал Родник Сероб.

12. Фадэ и алианцы

Какой-то молодой горец с лопатой на плече шел по тропке, опоясывающей Хтан. Тот самый поливальщик был, что указал мне дорогу в Тахврник. В шапке набекрень шел вниз по течению горного ручья. На нем были старые ботинки, красноватые шерстяные штаны, закатанные до колен, волосатая грудь нараспашку, волосы на груди смешались, спутались с черной шерстью абы.

Я поднялся снизу, он спустился сверху — мы встретились с ним на краю только-только зазеленевшего ячменного поля.

— Да славится имя твое.

— Фадэ мое имя.

— Ты что здесь делаешь, на этой горе, Фадэ? — спросил я.

— Мое дело поливать водой землю, весь сущий мир, — сказал он, — и указывать путь заблудившимся.

— Чем же ты поливаешь весь сущий мир?

— А вот этой лопатой.

Он снял с себя лохматую абу, кинул на камень и сел, зажав между коленями лопату.

Фадэ был родом из Верхней деревни Талворика. Султан дал указ построить в Сасуне казармы. Одну из этих казарм решили возвести на поле Фадэ, засеянном репой. Талворикец пришел в ярость и ночью выбрал из фундамента все камни и побросал в овраг. Наутро камни были снова водворены на место, и таскать их из оврага заставили самого Фадэ. Казарма была выстроена до первых снегов.

И поливальщик Фадэ проклял войско султана и с лопатой на плече ушел из Талворика, перебрался на Хтан. Он нашел укромное местечко на этой горе, подальше от глаз людских. Вместо репы он сеял теперь ячмень.

Известен такой случай с Фадэ. На торжественное открытие казарм в Талворик прибывает наместник Багеша. Сасунцы, празднично одетые, при оружии, выходят встретить его. Один только Фадэ отсутствует.

— Где тот непокорный крестьянин, тот, что не подчинился приказу султана? — спрашивает наместник. — Приведите его сюда.

Фадэ с лопатой на плече, с закатанными штанинами спускается с горы, смело идет, встает перед наместником.

— Весь белый свет в мою честь оружие на себя нацепил, а ты почему с лопатой явился? — попрекает его наместник.

— Эта лопата — создатель всего что ни есть на земле, наместник-паша. Сколько бы снарядов и пуль ни взрывалось, все в конце концов склонятся перед лопатой. Так что, выходит, я тебе еще большую честь оказал, что с лопатой пришел.

— Ты что-то задумал, я вижу.

— Храни тебя господь, паша. Я просто думаю, ежели не завтра — послезавтра этот каземат разрушится, столько камня и извести кто вынесет с моего репного поля?

— С султанским казематом ничего не может случиться.

— Не зарекайся. Поди скажи султану, что саженец репы на поле Фадэ сильнее, чем фундамент его каземата.

— Саженец репы?

— Вот-вот. Так и скажи. И прибавь еще, что мир — это мельница и у обоих у нас однажды кончится ахун[14].

— Ахун что такое?

— Когда султан, как я, посеет ячмень на Хтане, а потом потащит урожай на своем горбу на мельницу Миро, тогда-то вы все и узнаете, что такое ахун, — говорит так Фадэ и, повернувшись, уходит снова на свой Хтан, решив не спускаться в Талворик до той поры, пока не разрушится «каземат» на его поле с репой.

Здоровым, сильным человеком был Фадэ. Всегда со своей высокочтимой лопатой, в волосяной абе, с закатанными до колен брючинами, он то поднимался вверх по течению ручья, то спускался, расчищая русло.

Главной заботой Фадэ был большой ручей, который с шумом сходил с гор и, разделившись на несколько ручейков, извиваясь, катился в пропасть. Стоя на возвышении, Фадэ наблюдал, как шумные эти ручейки, подобно белым козам, вспрыгивали друг другу на закорки и бросались в ущелье. Вот он заметил — один из ручейков размыло ливнем. Пошел, подправил, встал и смотрит — что еще надо сделать.

На солнечном склоне Хтана поблескивает синяя гладь. Это ячменное поле Фадэ. Маленький тоненький ручеек, отделившись от большого ручья, пришел, уперся в заграду. Нагнулся Фадэ и рассек лопатой заграду, новый путь воде наметил, пустил ее в глубь поля.