Зов пахарей

Вот и Арабо, думает он, точно так же стоял, растерянный, перед городскими воротами, когда шел в Алеппо наниматься на работу.

Из-за плоских кровель показывается купол церкви.

— Как название этого храма? — спрашивает он у какого-то араба.

— Сорока Святых Младенцев.

— Кто построил?

— Один сусани.

— Строитель жив?

— Строение есть, а кто построил, того давным-давно уж нет. Тысяча лет этой церкви. Великий халиф Дамаска, — продолжает рассказывать старый араб, — пришел однажды в Алеппо. Никто не встретил его, один только сасунский мастер-кожевенник оказал почести. Халиф растрогался и спрашивает сасунца:

«Что мне сделать для тебя, добрый человек?»

«Я родом из села Гомк Бсанкской провинции. В Сасуне это, великий халиф, — говорит кожевенник. — В нашем селе церковь была Сорока Святых Младенцев. Если хочешь сделать мне милость, дай клочок земли, я построю здесь такую же церковь для живущих в Алеппо сасунцев».

«Сколько земли тебе надо?» — спрашивает халиф.

Сасунец под мышкой держал кусок сыромятной кожи. Бросает на землю и говорит: «С эту вот шкуру бычью».

«Если сравнить с тем, что ты сделал, слишком мало просишь», — замечает халиф и, взяв у него кусок кожи, разрезает на тонкие ремешки и, связав их, получает нужную меру и дает сасунцу в самом центре города клочок земли.

И сасунец строит там свою церковь. …Утром звонарь, направляясь к колокольне, видит: лежит перед храмом юноша с перевязанной головой.

— Кто ты, парень? — спрашивает звонарь, разбудив спящего юношу.

— Я бсанкский Геворг.

— Странник, значит?

— Странник, и голова у меня, видишь, разбита.

Приходят на утреннюю службу алеппские армяне. Выясняется, что два-три человека знают родителей Геворга. Окружают его, спрашивают, зачем, мол, он в эти края пришел.

— Заработаю денег, куплю ружье, пойду спасу страну от султана, — говорит Геворг. Потом рассказывает про то, что случилось с ним в родном селе.

Несколько пекарей и мельников родом из Сасуна думают: от нас проку никакого не было, может, этот чокнутый что сделает? Складываются, покупают для Геворга ружье и отправляют в Сасун — обратно, значит.

— Что ж, ступай спасай армянскую нацию!

Один старый пекарь выражает сомнение.

— Этот парень, — говорит он, — явился сюда с разбитой головой. Избитый двумя курдами из-за каких-то орехов — как мажет такой человек целую нацию спасти?

— А ты поверил бы, если б тебе сказали, что какой-то несчастный кожемяка Гомка попадет в Алеппо и в одиночку целую церковь построит в центре города? Пока человеку не разобьют башку, он боль народа не поймет, — возражает ему другой пекарь.

— Храбрый, видать, парень, пусть пойдет испытает судьбу, — вступает в разговор третий.

А отец с матерью ждут Геворга неделю-другую — сына нет и нет.

— Ох, пропал-погиб наш бедный сын, — говорят они и сокрушенно хлопают себя по коленям.

У отца Геворга было несколько братьев. Один из них высказывает предположение: племянник-де отправился в Алеппо. Решают одного из братьев отправить на поиски.

— Да с добрым утром, Христос ласковый, — говорит старший брат и пускается в путь на заре.

А Геворг, разминувшись с ним, приходит вооруженный в Сасун. По дороге Геворг убивает дикого козла и с тушей за плечами входит в дом. Дом, да какой дом — крепость целая из базальта. Кладет добычу на пол и ложится на тахту лицом к стене.

Входит в дом отец, видит: незнакомый человек спит на тахте, в изголовье ружье висит, на земле убитая дичь лежит.

— Не иначе, это сын мой, — говорит отец и будит спящего юношу.

— Плохой сосед вынудит человека взять в руки оружие, — говорит Геворг.

Взяв ружье, он в тот же день уходит в горы и, разыскав отряд Арабо, присоединяется к нему.

После смерти Арабо Геворг перешел в отряд Родника Сероба. В одном из сражений он убил самого влиятельного чауша султана, за что и получил кличку «Геворг Чауш».

Чуть пониже среднего роста был Геворг, смуглый и плечистый, с горящими глазами. Волосы черные, кудрявые, брови густые, красивого рисунка. Арабо часто рассказывал о нем, но в лицо я его никогда не видел. А Сероб говорил, что он пользуется большой славой среди курдов и так бойко говорит по-курдски, что не отличишь от курда.

В Сасуне настрого запрещается умыкать девушек — чтобы не нарушать мира в армянских деревнях.

— Бороды вам повырываем, если обвенчаете умыкнувшего, — предупреждали сасунцы своих священников.

Когда Родник Сероб гостил у Тер-Каджа, пришла весть о том, что один из дядьев Геворга Чауша умыкнул женщину из сасунского села Ахбик. Сельчане нагнали виновника и привели к Немрутскому Льву. Они пришли как раз в то время, когда я чистил винтовку Родника Сероба.

Ответчик был немолодой мужчина с большущими усами, в трехах из буйволиной кожи.

— Для кого умыкал эту женщину? — спросил Сероб.

— Для себя, — смело ответил мужчина, дядя Геворга.

— Где увидел ее впервые?

— В храме Аракелоц.

— Из какого села сама и почему пошла в храм?

— Из села, что в долине, а выдана замуж в Сасун.