– Ты за них заступаешься? Потешно! – Она приподнялась на палках и в прыжке развернула свою невесомую фигурку на сто восемьдесят градусов. – Вижу, эта замухрышка тебе дороже меня? Тогда прощай!
Сильный мах, ширкнули лыжи – и Адель покатилась под уклон к озеру.
Вадим опамятовался, поскакал за ней, выдергивая, как сохатый, ноги из глубоких наносов.
– Адель! Адель, постой! Ты все не так поняла!
Борей леденил непокрытую голову, рубаха тоже плохо спасала от арктического холода. Завяз, упал, сыпкая окрошка залепила лицо, набилась в рукава и за шиворот. Прополз на карачках, встал, похожий на снеговика. Весь пламенел от унижения. Адель удалялась, скоро она станет просто точкой в белой дали. Вадим не придумал ничего лучше, чем запустить в нее снежком. Попал. Она оборотилась, гневно погрозила палкой.
– Чумичка! – Он сорвался на фальцет. – Выслушай меня… Я видел твоего Мишу… мы с ним были здесь!..
Адель выполнила трюк с обратным разворотом.
– Повтори, что ты сказал!
Вадиму уже не требовалось бежать – она подъехала сама, уткнула ему палку в солнечное сплетение.
– Повтори!
– Мы с твоим женихом были на Сейде девять лет назад… летели в Колу, разбились… – промолвил он, выдыхая клубы пара.
Разумеется, засим последовала вся эпопея – начиная от вылета из Петрограда и заканчивая кровопролитием возле сторожки станционного смотрителя Ибрагима. Услышанное если и не сразило Адель наповал, то во всяком случае ввергло в состояние, которое боксеры называют «грогги».
– И ты не вернулся к Мише? Бросил его там?
– Пойми… Я первый раз в жизни убил человека… вот так, в упор… Версты на полторы отбежал, едва-едва отдышался. Хотел вернуться, но не р-решился. Тут меня ямщик на тройке нагнал, он почту вез из Колы в Петрозаводск. Ехал по тому же тракту, саклю Ибрагима уже миновал, задерживаться не стал, спешил очень…
– И трупов не заметил?
– Они на обочине лежали, да и мело так, что дальше носа ничего не разглядишь. С ним я до Карелии доехал, а оттуда в Питер…
– Стой, – в сапфировых глазах Адели зародилось неверие, – ты говорил, что на сеансе у шамана вспомнил, как застрелил Крутова, и на этом видение кончилось. Откуда тебе известно, что было дальше?
– Мне теперь известно все. Сеансы больше не нужны, память ожила. Чальм – настоящий чудотворец!
– Потешно… Но куда делся Миша?
Вадим не в состоянии был прояснить ситуацию. Однако и повинным себя не признал. Миша остался в теплой избе, не искалеченный, не беспомощный. Ибрагим, вернувшись, не должен был отказать ему в приюте, а почтальоны по Кольскому тракту ездили часто, так что молодой пилот, несомненно, тоже добрался до Петрограда. Почему не явился в штаб и не доложился Беляеву? Можно предположить, что его испугала участь, предсказанная Крутовым: трибунал за невыполнение задания, суд, расстрел… И не стоит забывать, что он принадлежал к другому ведомству – Полевому управлению авиации и воздухоплавания, которое возглавлял в начале войны внук Николая Первого великий князь Александр Романов. На Юго-Западном и Северо-Западном фронтах сформировались локальные управления авиационного дела. Чтобы не светиться в столице, Миша мог, не задерживаясь, отправиться в одно из таких управлений и попроситься на службу. В кутерьме первого военного полугодия никто бы не стал придираться и изучать его подноготную. Документы в порядке? В порядке. Летное дело знает? Знает. Садись за штурвал и айда утюжить агрессоров!
– Ты же получала от него письма после четырнадцатого года?
– Получала. Но он ничего не писал ни о полете на Север, ни об аварии…
– Еще бы он доверил это письмам! Увидит цензор, донесет…
– Да, верно… – Она поскоблила палкой лыжу. – Но тогда то, что ты рассказал, ничего не меняет. Миша погиб на турецком фронте через два года после ваших похождений. Если ему и было что от меня скрывать, то он унес это с собой в могилу. Вопрос исчерпан.
Исчерпан он был для нее, но не для Вадима. Теперь, когда разрозненные эпизоды состыковались в единое целое и стало возможным восстановить последовательность событий, появились новые неясности. Канул ли в Лету вместе с погибшим Мишей выданный ему кусок карты? Если нет, то не передал ли он его кому-нибудь? Столь же неопределенной была и судьба второго фрагмента – того, что достался Крутову. Вадим не обыскивал убитого, даже мысль об этом вызывала отвращение. Но как поступили те, кто впоследствии наткнулся на труп? Убийство произошло в непосредственной близости от почтовой станции, поэтому наибольшая вероятность первым увидеть застреленного Крутова, а с ним и зарезанного Явтысыя, была у Ибрагима. Как он поступил? Сообщил по инстанциям или, не желая связываться с представителями закона, попросту избавился от тел – утопил в трясине, сжег, закопал?..