Зов Полярной звезды

Повезло: каменные метеориты, сыпанувшие из развороченных стен и потолка пещеры, не задели голову. Вадим сунул ее инстинктивно меж колен, и удар пришелся по сгорбленной спине, защищенной жилетом. Словно с десятиметровой высоты возок щебня высыпали или кто-то палкой отдубасил со всей дури.

Жилет, однако ж, и тут не подвел. Когда отзвуки взрыва затихли в переплетениях лабиринта, Вадим прокашлялся, выплюнул набившуюся в рот пыль, осторожно разогнулся. Позвоночник, кажется, цел, ребра тоже. Исцарапаны плечи, и ноет шея, но лучше так, чем лежать, как Крутов, изорванный и засыпанный камнями. Вот же перекличка судеб! — в пятнадцатом году взрыв в подземелье мог погубить Вадима. Произошло это по злому умыслу Крутова. А теперь сам Крутов пал от взрыва в каменном мешке. Воздал ему Вышний Промысел той же монетой. Перестанет с сего дня Черный Человек наводить ужас на лопарей и забредающих на Сейд путешественников.

О том, чтобы разгрести скальные обломки — этот обелиск, выросший над телом Олега Аркадьевича, — и речи быть не могло. Пускай полежит. Придут солдаты, отроют и труп, и драгоценный ящик. Только б дойти до своих, поделиться вестями, указать путь в пещеру…

К счастью, выход не завален. Вадим видел его за решеткой. Избавиться от замков, отодвинуть изнутри плиту (запомнил, как это делается), и вот она — свобода!

В спину что-то кололо. Вадим снял тяжелый жилет и обнаружил, что он во многих местах подран. Все-таки каменный градобой оказался чересчур серьезным испытанием — плетение разошлось, торчали охвостья проволоки. Вадим, помедлив, бросил жилет на кучу щебенки. Сейчас уже бояться некого, а носить на себе двадцатифунтовое покрытие — семь потов сойдет.

Повернулся к решетке, протянул руку, чтобы подобрать упавшие ключи, и тут заметил, что связку отнесло взрывной волной на добрых два метра. Похолодел. Изворачиваясь, попробовал достать, не получилось — рука была не резиновая, не растягивалась. Поискал глазами что-нибудь длинное — палку, прут, — но вокруг были сплошные камни.

Сердце заколотилось. Это что же — он опять заперт под землей? И на этот раз все куда беспросветнее: в его распоряжении ни еды, ни питья, а доступное пространство — загончик со звериную клетку, между завалом и прутьями решетки. Сколько так протянешь — дня три-четыре, пока не издохнешь от обезвоживания?

Он провел ладонью по стене — сухо. Постучал то тут, то там в надежде, что найдется крутовская подсобка, а в ней — инструменты, динамит… Но стук везде был глухим, да если б и повезло найти — чем проломить прочную перегородку?

Вадим, не придумав ничего иного, взялся разбирать загроможденный вход в «светелку», но почти сразу бросил это занятие. Некоторые каменюки весом не по одному центнеру при всем желании не сдвигались. Тут бригадой целый день возиться нужно, а что уж одному-то?

— Э-э-эй! — заорал так, что сам оглох.

Ори не ори — никто не откликнется, сопка поглощает звуки. Разве что взрыв услышали — в лагере или в лопарском стойбище, — но сообразят ли, что к чему, и успеют ли прийти на выручку?

Схватился за прутья, затряс. Решетка была сделана на совесть, не пошатнулась, железные стержни, вбитые в гору и посаженные на цемент, не думали поддаваться. Вадим без сил повис на них, уставился отупелым взглядом на предательскую связку ключей. Как сказал бы покойный Крутов, близок локоть, да не укусишь.

Но что такое? В туннеле загуркало, в дальнем его конце появился свет. Кто-то сдвинул плиту и вошел в галерею!

Радость Вадима смешалась с опасением. Кто вошел: друг или неприятель? У Крутова вполне мог быть сообщник.

Вадим сунулся к «парабеллуму», брошенному под ноги во время взрыва, но тот оказался раздробленным. А чем тут еще защититься, кроме оружия пролетариата? Вадим ногой подкатил поближе булыжник, но поднимать его не стал, выжидал.

Под сводами пещеры заплескалось пламя факела. Из темени выткалась фигура Прохора Бугрина. Он приблизился к решетке, держа в правой руке горящую еловую ветку, а в другой — «наган».

— Что, попался? От меня, брат, никто не уходил.

В горле карябало. Вадим сглотнул, с опозданием подумал, что облюбованный булыжник сквозь ячею решетки не прокинешь.

— Как ты меня нашел?

— По следу, твою в… Утром увидел охранников порезанных. Весь лагерь вверх тормашками поставил. Забегали, стали искать… Дотумкали не сразу. Барченко что-то про лопарей гундосить начал: не они ли тебя вызволили? А я пригляделся, вижу: следы медвежьи. Но вот какая заноза: к селу пришел один медведь, а ушли двое. Откуда второму взяться?

Вадим сжато рассказал, как был уведен Черным Человеком и что произошло потом. Бугрин слушать слушал, но не верил.

— Баки заливать — это ты брось, на… твою… Все не так было.

— А как?

— Я хоть и не Пинкертон, но допетрил. Стакнулись вы с этим Черным Человеком и провернули дельце. А потом хабар не поделили, ты его и ухайдакал. Верно?

— Неверно! — Вадим ударился в новые объяснения, но и они не возымели действия.

Бугрин по-ковбойски покручивал «наган» на пальце.

— По революционным законам раскатать бы тебя прямо здесь… Говоришь, в ящике золотишко?