Зов Припяти

У огня кроме сменившегося часового и еще какого-то забулдыги никого не было. Я покосился на в конец опустившегося сталкера и в деталях себе так представил себя на его месте. Есть у меня такая черта — накручивать себя попусту. Хотя на самом деле не все уж так и плохо: первый заказ есть, оружие какое-никакое опять же и опыт — «сын ошибок трудных» помаленьку набираем. Вот только есть опасения застрять тут, как этот тип невменяемой наружности. Вон вторые сутки пошли, как по прикордонью мотыляюсь. Не застрять бы.

Леший, так величали часового, к разговору не был расположен, а оборванец и вовсе дремал, уткнувшись носом в грязный ватник. В результате я так и просидел несколько часов, пытаясь загипнотизировать огонь, пока не сменился еще один часовой с северной окраины деревни. Сундук оказался куда как более разговорчив. Он долго травил бородатые анекдоты, пока предметы у меня перед глазами потеряли четкость своих очертаний, окрасившись при этом в нежно розовые тона. Однако что-то в сон клонит. Надо этим воспользоваться и вернуться в «свой» дом. Утро вечера утреннее.

— Ну, показывай, что принес, Стал… — начал с порога свое обычное Сидорович, но осекся. Не сказать, чтобы он сильно удивился моему появлению, но брови поползли наверх, и торговец пробубнил:

— Не ожидал, не ожидал тебя увидеть.

Вот и пойми, то ли не ожидал совсем, уже записав в покойники, то ли не ожидал так рано.

— Я это… мне бы нарисовать, как до лесопилки дойти.

Сидорович ничего не ответил, а, оттопырив губу, достал из ящика листок, с отпечатанным текстом на одной стороне, и принялся чертить огрызком простого карандаша.

Получив желаемые каракули, я, не мешкая, смылся из логова торговца, пока тот не содрал с новичка за самодельную схему десяток-другой «деревянных».

К слову для меня до сиих пор остается загадкой, откуда в Зоне столько советских купюр, да еще в таком хорошем состоянии. Рисует их тут кто-то что ли?

Лесопилка была не просто заброшена, а ЗАБРОШЕНА! Я и не заметил ее сразу. Несколько поросших травой холмиков и куча металлолома, увитого плющом. Да и ту обнаружил, только споткнувшись о станину развалившейся пилорамы.

Химик, привлеченный моим шумным вторжением свои владения, стоял возле входа в свою нору и, вытирая левую руку о прожженный в нескольких местах зеленый резиновый фартук, пристально наблюдал за мной.

Возникла неловкая пауза, и я, не придумав ничего более умного, брякнул:

— Здрасте.

— А я думаю, что за псевдоплоть ломится через заросли? — вместо ответного приветствия проскрипел Химик. — Случайно забрел или по делу?

Голос его был таким же отвратным, как и внешность. В натуре Химик казался лет на двадцать старше, чем на фотографии. По краям заметно увеличившейся лысины на его голове торчали воистину мефистофелевские рожки из скрученных засаленных волос, каждую щеку «украшали» по две глубоких морщины, левая пара которых была перечеркнута корявым синюшным шрамом. Наверное, след от неудачного опыта. Поджатые тонкие бледные губы придавали его физиономии презрительно-заносчивое выражение, левое ухо торчало в сторону сильнее правого, а на кадыке, выступающем из тонкой цыплячей шеи, красовалась огроменная красная бородавка с тремя волосками посередине. Воистину фотограф был мастером. Ему удалось не только скрыть нескрываемое, но и кое-что приукрасить.

— Я от Матвея, — выпалил ровно то, что велел мне Сидорович и на всякий случай, впрочем, запоздало уже, нащупал обрез под курткой.

— А-а-а. Ну заходи тогда, — Химик оскаблился, явив миру свои черные зубы. Только теперь я заметил, что правую руку он все это время держал на расстегнутой кобуре.

Этот самый Матвей, скорее всего, был для Химика авторитетом, потому что повелитель реагентов и реактивов сразу расслабился, повернулся ко мне спиной и, даже не пригнувшись, вошел в низенький дверной проем своей землянки-лаборатории.

Более удобного момента могло и не быть, и я, недолго думая, схватил его левой рукой за шиворот, а правой потянулся к кобуре.

Не знаю, в чем была моя ошибка: может напрасно мысленно уже прикидывал чего бы еще выцыганить у Сидоровича за живой товар, может, недооценил этого хлипкого мужичонку, только Химик вентилятором выкрутился из моего захвата и моментально исчез из поля зрения. В следующий момент я уже сложился пополам от удара ботинком в пах, а затем прямо в лоб прилетело что-то тупое и тяжелое.

Тот, кого больно и с последствиями били по голове, знает, что последующее «пробуждение» чем-то похоже на «хмурое утро» после хорошей пьянки. Тот же звон между ушей, те же мухи в глазах, и во рту, словно кошки насрали. Резких движений делать не рекомендуется, иначе проснуться церковные колокола и примутся лупить своими молотками изнутри вашей черепушки.

Я и не дергался. Покосился на руки и ноги. Целы ли? Пощупал ребра. Нормуль. А вот на лбу корка спекшейся крови. Значит, ни по одной детали организма, кроме, моей никчемной головы, не били. Уже хорошо. Ну, тот удар ниже пояса не в счет. К тому же струмент, в отличие от башки, не болит.