- Маркиз изложил мне суть проблемы, но хотелось бы услышать от вас.
- Я уверена в невиновности Анри Вейрана, - наконец, отыскала слова. - Но никак не могу
её доказать. Помогите мне.
- Помогите... - Судья поднялся со стула и начал прохаживаться передо мной. - Вы не
можете не понимать, мадемуазель Полина, что дело серьезное.
- Я понимаю, - опустила взгляд.
- Сомневаюсь. Опасно и недальновидно в него вмешиваться, но...
- Но? - Я в надежде уставилась на Вайхеса.
- Я мог бы помочь вам. Мое слово является решающим
при
вынесении приговора, знаете
ли, и судить вашего... гм... друга буду именно я.
- Помогите! - Не помня себя, кинулась к нему. - Помогите, умоляю вас! Я заплачу, сколько скажете, любые деньги.
- Милочка, кто вам сказал, что меня интересуют деньги?
И Вайхес прошелся по мне таким взглядом, что кожа покрылась мурашками. Я сделала
шаг назад.
- Что вы имеете в виду? - спросила тихо.
- Только то, что денег у меня достаточно. Новвидувашей
молодости и красоты...
Вайхес шагнул ко мне, сжал рукой подбородок, вгляделся в лицо. Я едва сдерживалась, чтобы не вырваться. Он испытывает меня? Или говорит серьезно?
- Скажу прямо - в качестве платы мне нужны вы.
- Я? Вы шутите?
- Мадемуазель, разве верховный судья может шутить?
И ладонь Вайхеса прошлась по лифу платья, сжала грудь. Я размахнулась и ударила.
Звон пощечины наполнил комнату - и оборвался на высокой ноте.
- Ах ты, дрянь! - Вайхес кинулся ко мне, но я была быстрее и бросилась к двери с такой
скоростью, что едва не запнулась через подол платья. - Грязная девка! Сама придешь, если
не хочешь, чтобы твоего дружка казнили. Сама!
Но я не слушала его. Бежала, бежала, бежала. Казалось, что за мной кто-то гонится. Я
понимала, что это не так. Дыхание сбивалось. Глупая! Какая же я глупая! Теперь Анри будет
только хуже. Вайхес ни за что не вынесет справедливый приговор, пока...
Вот только о его условии нельзя и думать. Я прекрасно это понимала. Нет никаких гарантий, что он сдержит данное слово. А Анри? Разве я смогла бы потом посмотреть в глаза жениху?
Нет, никогда! Я свернула за угол - и едва не сбила с ног человека в сером балахоне.
- Простите, - пролепетала, с трудом удерживаясь на ногах.
- Смотрите, куда бежите, мадемуазель, - прошелестел хриплый, будто неживой голос. -
Иначе придется плакать над разбитыми коленками.
И фигура двинулась дальше. Я не видела лица говорившего, его скрывал капюшон, вот
только мороз пробежал по коже, и посреди летнего дня стало холодно. Коленки? Если бы все
закончилось коленками! Слезы покатились по щекам. Я зло вытирала их ладонями. Хватит!
Хватит рыдать, хватит быть слабой. Так ничего не удастся изменить. Надоело чувствовать
себя пустым местом - и быть им тоже надоело. Уже почти у порога дома еще раз вытерла
лицо краем накидки и поспешила в нашу квартирку. Завтра в полдень состоится суд, а у нас
по-прежнему нет ни одного шанса спасти Анри. Ни единого!
Толкнула дверь. Странно, но две комнатушки уже стали привычными. Пьера, ожадаемо, не было, зато Филипп возился на кухне, пытаясь сделать что-то с продуктами. Значит, Пьер, как и обещал, сходил за покупками.
- Полли? - Фил обернулся, отодвинув в сторону тарелку с кривыми бутербродами. - Где
ты была? Пьер сказал, что я должен знать. Ты же не...
- И что ты ответил Пьеру? - спросила устало, присаживаясь к столу.
- Что понятия не имею.
- Правильно, не надо ему знать.
- Значит, ты была у судьи, - Филипп тут же нахмурился.
- Была, - кивнула обессилено. - И знаешь, сколько сейчас стоит человеческая свобода?
- Сколько?
И кто меня тянул за язык? Но Фил ждал ответа, и я сказала:
- Она стоит моей чести.
Щеки мальчишки покраснели от гнева.
- Надеюсь, ты не согласилась? - спросил он, едва сдерживая злость.
- Конечно, нет. Но теперь, боюсь, судья сделает все, чтобы Анри ответил за чужое
преступление. Что я наделала!
Уронила голову на руки. Филипп несмело коснулся моего плеча.
- Ты поступила правильно, - ответил он. - Все сделала верно, слышишь? Я бы тоже
пошел к этому... Вайхесу, и тоже бы не согласился. Поэтому не убивайся так. Завтра... завтра
все станет ясно, да?
-Да.
Филипп поднялся и отошел к окну. Он смотрел на залитую солнцем улицу и на фоне
солнечных лучей казался таким же чуждым, как цветы на снегу. Наверное, я сама казалась
такой же. Хотелось одного - чтобы все это закончилось. Но - нет, не закончится. Даже с
судом над Анри, потому что я не остановлюсь, пока не узнаю, кто настоящий убийца, кто
сделал так, чтобы мой жених сейчас гнил в тюрьме, а я сама... едва не стала падшей девкой.
- Знаешь, мне снилась мама, - вдруг заговорил Филипп. - Она звала меня, а я испугался и
убежал. Странно, да? Вроде бы, и жить невыносимо, и умирать страшно.
- Не говори так, - подошла к нему, обняла за плечи. - Надо жить, Фил.
- Ради чего?
Я не знала ответа, но сказала:
- Ради самой жизни. Ради меня, если хочешь. Я не выдержу, если с тобой что-то
случится.
- Спасибо.
И снова отвернулся к окну, а я искала ответ на его же вопрос. Ради чего? Ради мести?
Ради того, чтобы поквитаться с врагами? Спасти все, что еще можно спасти. Хлопнула
входная дверь, и в кухню ввалился сияющий Пьер.