Зов пустоты

На стенах в лофте висели старательно отобранные картины. Многоцветное рельефное изображение Парижа в стиле 3D-поп-арт работы Фаззино дополнило другую его работу, с видом Манхэттена, которая висела у Лудивины уже давно. Стену напротив, самую широкую в доме, закрывал большой американский флаг, изорванный за долгие годы службы ветрами и песком штата Нью-Мексико. Лудивина заплатила за флаг целое состояние, но он напоминал ей о том, как она, двадцатилетняя, ездила в США. Когда она рассматривала его выцветшую ткань, его оборванные края, комната словно наполнялась духом тех колдовских краев, легендами о ковбоях. Порой ей даже казалось, что она слышит зов труб и крики индейцев.

Паркет из широких досок черного дерева, положенный между колоннами из кованного железа, то тут, то там покрывали толстые ковры. Лудивина выбрала для дома потемневшую от времени мебель в сероватых, словно свинцовых тонах. Ее убежище полностью соответствовало ее новому внутреннему состоянию. За последние несколько месяцев она стала спокойнее и хотела, чтобы и дом тоже дарил ей спокойствие. Обстановка должна была соответствовать ей самой – пусть даже на втором этаже до сих пор стояли неразобранные коробки, а многое в доме еще нужно было перекрасить, переделать. Она до сих пор так и не взялась за ремонт собственной спальни – там все еще гуляли ледяные сквозняки, – и совершенно не понимала, почему ей не хочется этим заниматься. Но в целом работы в доме шли, и она верила, что у нее все получится.

На улице затрещал мопед курьера, привезшего суши, но звук мотора приглушили разросшиеся кусты и цветы. Она проглотила сырую рыбу, сидя по-турецки на угловом диване.

Лудивина отдыхала, развалившись под уютным пледом и даже не глядя на экран включенного телевизора, целиком отдавшись на волю собственных мыслей, когда вдруг зазвонил телефон. Сначала она решила не отвечать – пусть себе заливается, но вспомнила, что дежурит все выходные, и для очистки совести взглянула на номер на экране айфона.

Жандармерия. Тяжело вздохнув, она ответила на звонок.

– Прости, что порчу тебе вечер, – послышался мягкий голос Гильема, – но мы тут нужны.

– Срочно?

– На путях, на линии D, недалеко от Эври, нашли труп.

– Почему нельзя отправить туда местных полицейских? Или спецотряд?

– Потому, что мне рассказали все подробности. Я заеду за тобой через десять минут. Надень джинсы и куртку потеплее, ночь будет длинной.

Вот так все и началось. Очень просто.

5

Холодная луна безразлично глядела на южные предместья Парижа. Ухабистая дорога, выбоины, заполненные жидкой грязью, коричневатая хилая поросль вдоль обочин, редкие деревца на краю земляного склона, круто спускающегося к проложенному в овраге полотну железной дороги. Лишь расцвеченные огнями верхушки далеких высоток говорили о том, что в расположенных отсюда на значительном расстоянии пригородах все же есть жизнь. Кроме крошечных огней, видны были лишь шумозащитные экраны, дорожная развязка, пустырь, выходящий к пустой парковке у супермаркета, и бесконечная череда крыш домов, словно отвернувшихся от этого ничем не приметного места.

Лудивина вылезла из машины вслед за Гильемом, протиснулась между фургонами жандармов и пожарными автомобилями, сирены которых заливали все вокруг красным и синим светом. Вдали неустанно шумело шоссе – неутомимый пульс цивилизации.

Следователи подошли к обрыву по полю, заросшему высокой травой, и замерли, разглядывая происходящее метрах в пятнадцати ниже. Съехавшиеся эксперты, по большей части в форме, осторожно спускались по крутому склону. Железная дорога здесь шла по дну оврага: четыре параллельных рельса, над ними – кабели высокого напряжения. Лучи переносных, расставленных тут и там прожекторов выхватывали из полутьмы зону длиной более двадцати метров и шириной с весь балластный слой: эта зона была освещена ярко, словно хирургический стол в операционной. Лудивина догадалась, что прожекторы направлены только на этот участок, поскольку оборудования не хватило: поодаль она заметила отдельные силуэты людей, осматривавших железнодорожные пути в ярких лучах ручных фонарей. Затем совсем рядом она увидела на рельсах последний вагон поезда. Во всем составе было совершенно темно, словно его давно бросили: у гигантского пустого стального червя горели в темноте лишь два красных глаза.

Внизу, прямо у них под ногами, сложив руки на груди или сунув их в карманы, стояли пожарные. Жандармы заканчивали огораживать периметр безопасности, внутрь которого не пускали никого – даже двух мужчин в белой форме работников скорой помощи.

Лудивине вдруг показалось, что она вернулась на два года назад, на вокзал, где тот умалишенный столкнул под поезда столько людей, сколько смог. Поворотный момент в ее карьере, в ее жизни – как следователя и как женщины. Моргнув, она прогнала это воспоминание. Здесь и сейчас она занималась совершенно другим делом.