Зов Сирены

— Кирка, отстань. Хватит суетиться. Слышал, что гид сказала? Сиди, расслабляйся, получай удовольствие от предвкушения. Видишь, все сидят спокойно, и ты сиди.

— Да не умею я сидеть и предвкушать! Что я, идиот, что ли?

— А по-твоему, в автобусе одни идиоты собрались? Все, Кирка, отвяжись, прошу тебя. Дай мне отдохнуть.

— Да отдыхай на здоровье, что я тебе, мешаю? Я просто про фотик спросил… Мам, а хочешь, будем по очереди у окошка сидеть?

— Да ладно, Кирка, я не претендую… Сиди…

Ну, вот. И диалог мамаши с ребенком иссяк. Больше и отвлечься не на что. Может, поесть? Кофе выпить?

Митя развернулся к сумке, брошенной на соседнее сиденье, открыл, нащупал термос в пакете. Все-таки хорошо, что он едет один. А был бы сосед какой незнакомый… Или, того хуже, соседка… Пришлось бы неловкими извинениями расшаркиваться: «Ах, простите, вы не против, если побеспокою?..» И лицо бы пришлось вежливо-сладкое делать, то есть изображать из себя нормального чувака-путешественника, расслабляющегося предвкушением.

Кофе был горячим, бутерброды вкусными. За окном кончились пустыри с бурьянами, закружились осенние леса, как им и положено, в золоте и багрянце. Солнце весело скакало по верхушкам деревьев, слепило глаза. Эх, жизнь… Прими меня, блудного сына, обратно. Хочу тебя чувствовать, как раньше, с радостью… Или я тебе не нужен с таким нутром, в котором на данный момент ничего нет, кроме черноты перегоревшего сиропа?

Хм… Перегоревшего ли? Не льсти себе, потеряшка. Если бы перегорело, не маялся бы так…

С этой грустной мыслью Митя и задремал, чувствуя, как скачет под веками солнце оранжевыми шарами. Наверное, пока дремал, грустная мысль успела вырасти в большое беспокойство. Потому что вздрогнул страшно, услышав зов мобильника… Тот самый зов! «Но ведь она не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…» Что это? Фантом? Глюки?

Митя открыл глаза, чувствуя, как онемели руки. Где, где телефон? В боковом кармашке сумки должен быть… Да, мама туда его сунула…

Выудил дрожащими пальцами, уже соображая — не то, не то… Не было никакого вызова. Новый телефон в дурацком белом корпусе пялился на него мертвым дисплеем.

Значит, фантом. Значит, глюки. Скорее всего, просто приснилось. И вдруг откуда-то сзади — опять как нож в спину! «Но ведь она не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…»

Да что ж такое?!

И следом, как насмешка, голос женщины, которая давеча уговаривала сына Кирку не суетиться с фотиком и молча глядеть в окно.

— Да, теть Кать… Да я слышу, слышу, просто телефон в сумке на дне был, пока достала…

Голова Мити сама повернулась назад, будто испуганное сознание хотело удостовериться в обыденности происходящего: видишь, и впрямь сидящая сзади женщина говорит по телефону.

— …Да все нормально, теть Кать, не волнуйтесь! Да, едем… Кирка у окна сидит… Да, конечно, звоните, теть Кать! В любое время!

Ничего себе — в любое время… Это что же, ему придется всю дорогу вздрагивать от позывных-глюков? И почему эта мелодия всем бабам одинаково нравится? Что они в ней находят, если с такой радостью присобачивают к своим телефонам? Ну ладно, Вика… Но вот эта женщина, например, что в ней нашла? Если судить по внешнему виду, она вообще «ни твоей, ни моей даже иногда» не бывала, да и вообще никогда ни с кем не бывала! А туда же! Куда конь с копытом! Песни в телефоне ей подавай!

Женщина вдруг подняла голову, глянула испуганной мышью, суетливо поправила очки на переносице. Да, так и есть, серая мышка. Невнятная челка топорщится надо лбом, волосы забраны в тугую фигу на затылке. И очки уродские, где она только эти очки выкопала…

Митя отвернулся, с раздражением прислушиваясь к дальнейшему телефонному диалогу.

— Ладно, теть Кать, я не могу больше разговаривать… Тут многие спят, громко получается… Давайте потом, позже… Что? Ой, да не переживайте вы так… — перешла попутчица на шелестящий громкий шепот, — ну что с нами может случиться, сами подумайте? Все люди ездят… Ну да, мы первый раз… Но мы ж нигде не бывали. И я впервые выбралась, и тем более Кирка… Представляете, какие у него восторги будут? И у меня?

Раздражение Мити росло, шипело досадой. Надо же, восторги у них! Какие счастливые путешественники с восторгами! Да ради бога, и флаг вам руки! Вперед! А ему — не надо восторгов. Ему выйти надо… Выйти из автобуса, прямо сейчас… Пока не отъехали далеко…

Он засуетился, запихивая в сумку термос, пакет с бутербродами. Руки дрожали, получалось плохо. С трудом застегнул молнию, привстал на сиденье, собираясь выйти в проход…

И как ожог, поплыл в голове отчаянный мамин голос: «Мить! Дай слово, что не выпрыгнешь из автобуса! Что будешь держать себя за руку! Как я сейчас, посмотри… Обещаешь?»

Он обещал, да. И честно глядел в ее налитые слезами глаза. И за руку себя держать обещал. Нет, лучше толкнуть себя этой рукой в грудь — садись обратно… Не вскакивай… Ты матери обещал…

Митя застонал, не отдавая себе отчета, что его стоны могут услышать, и свалился обратно на сиденье, как тяжелый куль с мукой.

— Вам плохо, да? — послышался сбоку осторожный женский голос.