Митя вдруг поймал себя на мысли: выходит, он с определенным интересом Вику рассматривает? Нет, нет! Просто он признает факт, что девушка изменилась в лучшую сторону. А против факта не попрешь, как известно. Факт есть факт…
Ему такие женщины всегда нравились. Раньше, еще в той жизни. Да, такие вот женщины-интроверты. Женщины-эльфы. Есть, есть в них эта удивительная особенность, которой трудно найти четкое определение. Может, обаяние недосягаемости? Никто ведь не знает, чего в этой недосягаемости наворочено, какие миры. А плюсом к недосягаемости — легкое чувство вины, как довесок. Будто она не глядит на собеседника, а просит: извините, мол, что я сама в себе нахожусь, что я не с вами, просто вы мне ужасно неинтересны… Извините меня за это, дорогие мои неинтересные…
И ведь затягивает это обаяние, ох как затягивает! То есть… Кого-то может затянуть. Того, кто здоров и не обременен тоской по другой женщине. Да, жаль…
Митя снова испугался своих мыслей — чего жаль-то? Наоборот, порадоваться за бывшую мышку надо, а его собственная жалость тут ни при делах. Да, зачем ему это?.. И пусть не взглядывает из‑за своей новой челки с испуганным кокетством, ради бога. Не тот объект потому что. Живой мужик ей нужен, живой, не мертвый! Чтоб чувствующий был, понимающий. Чтобы и Кирке пригодился в качестве достойного отчима. Да, не хватало еще ей надежду давать! И пацану тоже! И ни к чему это вино французское, и багет, и вонючий сыр камамбер.
— Простите, Вика, но я пойду, наверное… Устал за день. — Митя поднялся со стула, глядя на Вику грустно и виновато.
— Да? Ну что ж… — развела Вика руки в сожалеющем жесте и спросила вдруг торопливо: — А завтра, Дмитрий? Завтра по программе свободный день… У вас есть какие-то планы на завтра?
— Не знаю. Не думал еще. Ладно, я пойду…
— Спасибо за Диснейленд! — тихо проговорила она ему в спину.
— Да пожалуйста. Спокойной ночи.
— И вам…
Митя открыл дверь своего номера, с ходу завалился на хлипкую кровать и закрыл глаза. На душе было противно и суетно, будто вот-вот что-то плохое произойдет… Или происходит… Но ведь ничего не происходило! «Спать, что ли, лечь? — подумал он. — Хотя бесполезно… Все равно не уснуть…»
Тревога не проходила. Митя сел на постели, взял в руки телефон, кликнул номер мамы. Пока шел вызов, он успел подумать — как странно все-таки, что в телефонной памяти всего два номера, мамин и папин! Как у школьника-первоклашки…
— Да! Слушаю! — разорвал длинные гудки резкий мамин голос.
— Привет… Что-то случилось, да, мам?
— Нет… С чего ты взял?
— Ну, у тебя голос такой.
— Нормальный голос. Просто у меня… Пирог в духовке горит… Я тебе потом перезвоню, ладно? — и отключилась.
«Странный какой-то разговор вышел, — подумал Миля. — Будто он не вовремя со своим тревожным звонком сунулся. А может, и в самом деле не вовремя?»
Ничего у Анны в духовке не горело, конечно же. Но не объяснишь же Мите, что позвонил он не вовремя! Очень, очень не вовремя! И не расскажешь, как двадцать минут назад она открыла дверь на звонок… И кто бы мог подумать! На пороге Вика стоит, сморит злобно и настороженно. Отступила на шаг, задрала вверх подбородок и спросила резко, будто плюнула:
— Где он, Анна Константиновна? Где ваш сын?
— А здороваться со мной не обязательно, да, Вика? — спросила Анна иронично-спокойно, чтобы выиграть время.
— Да, добрый вечер. Извините, конечно. И все-таки, где он? У вас?
— Митя уехал.
— Уехал?! Куда уехал?
— Туда, куда надо. И надолго. И не один… — добавила Анна зачем-то, сама от себя не ожидая. Не смогла отказать себе в маленьком вранье-удовольствии.
— Да ладно!.. — коротко и злобно хохотнула Вика, подняв бровь. — Не сочиняйте ерунды, Анна Константиновна. Вам нельзя, вы же учительница.
— Я ничего не сочиняю, Вика. Митя уехал.
— Да?
Вика поднялась на цыпочки, вытянула шею, глянула поверх ее головы в глубь прихожей. Потом тихо попросила:
— А можно, я пройду, Анна Константиновна? Или не пустите?
— Да отчего же? Проходи. Или ты думаешь, я сына в шкафу прячу?
Вика хмыкнула, быстро ступила в прихожую и резким движением сняла плащ, будто сбросила с себя мягкую змеиную шкурку. Прошла в гостиную, села в кресло, картинно положив ногу на ногу. И продолжила с усмешкой:
— Значит, уехал, говорите. И не один?.. Это, конечно, очень все интересно, Анна Константиновна, только я вам не верю, уж извините. Не умеете вы врать. И на сына зря наговариваете. Смешно даже слушать. Ага, не один…
— Не будь так самоуверенна, Вика.
— Ой, да ладно, не завидуйте. Завидовать надо молча. Не примите за хамство, конечно, если сможете.
— Ладно, промолчу относительно хамства. А вот относительно зависти — очень даже интересно. Почему ты решила, что я тебе завидую?
— Ну у вас так пафосно сейчас прозвучало: не будь самоуверенна… Да, я самоуверенна, и что? У меня есть для этого все основания! Я молода, красива и страстно любима! И ничего с этим не поделаешь — вашим сыном любима! Он по мне с ума сходит, разве вы этого не знаете?