На минуту Тамара замолчала, а Саймон лежал и сосредоточенно смотрел на потолок. Ему очень хотелось выдернуть все иглы из рук, но в первую очередь необходимо вернуть доверие женщины. Заменить ее некем. Осталась только она, а после нее Карл Смоутс в Тринити-Бей, а там и конец долгому пути.
— Давайте я сама все расскажу, — вымолвила наконец Тамара. — Вы приезжаете в дома, предлагаете людям безболезненную эвтаназию, а потом измываетесь над мертвыми телами. Так?
— Иногда, — признался он. — Я бы не сдержал обещания, данного всем страждущим, если меня в чем-то заподозрят или поймают на лжи. Разве это лучше?
Тамара на минуту задумалась. Саймон видел, что злость и неверие возвращают ее к тому состоянию, в котором она впервые к нему обратилась. Тамара снова принадлежит ему!
— Как вы собирались поступить со мной?
Он приподнялся на локтях, чтобы лучше ее видеть. Тамара сидела на стуле в другом конце комнаты, шаль туго стянута на груди.
— Я сделал бы для вас особый чай. Чтобы вы уснули. Потом я изучил бы ваше тело, чтобы быть уверенным, что оно совершенно…
— Совершенно?
— Да! Я писал вам, что только те, кто сохранил свое тело в первозданном состоянии, могут стать частью миссии.
— Мне удалили пятнадцать фунтов опухоли!
— Я имею в виду операции, связанные с человеческим тщеславием. Например, операции по удалению складок на животе или увеличению груди. Меня больше интересует тело в первозданном виде, каким его создал Господь. Так что ничего страшного, если вам удалили миндалины и… опухоли.
— А если в сердце установлен искусственный клапан?
Саймон сник.
— У вас в сердце искусственный клапан, Тамара?
— Нет, просто любопытно.
— Это, пожалуй, чересчур. Что еще хотите узнать?
Она заерзала на стуле, который скрипел намного тише, чем ее суставы.
— А что произойдет после чая?
— Я сделал бы еще и настойку. Для каждого случая она своя, всегда разная. Для вас мы попробуем смесь опиума с каким-нибудь ядом, чтобы сердце безболезненно остановилось.
— Что потом?
Саймон смотрел на Тамару, ожидая, что та вот-вот откажется, крикнет, что не желает ни о чем слышать, однако она не сводила с него требовательного взгляда.
— В вашем случае, Тамара, я хотел отделить руки и ноги от туловища.
Она пару раз моргнула и нервно усмехнулась:
— Правда? А как вы собираетесь сделать это?
— У меня в машине лежит разделочный нож. Я не держу его в сумке. Слишком длинное лезвие. — Саймон взглянул Тамаре прямо в глаза и понял, что ей нужны все подробности. — До того как начнется трупное окоченение, я выдерну ваши руки и ноги из суставов. Через связки и хрящи легче будет отделить конечности от туловища. А потом я отделю руки чуть ниже подмышечной впадины, а ноги — чуть ниже таза.
Она судорожно сглотнула.
— Что вы сделаете с моими руками и ногами?
— Я положу их в духовку. Все будет выглядеть так, будто это сделал сумасшедший. Так, как вы и просили.
С трудом Тамара поднялась с места и осторожно подошла к кровати.
— Тем не менее вы утверждаете, что не сумасшедший!
— Я не безумнее вас. Да, я сам страдаю, причиняя боль и становясь причиной смерти, но еще не сошел с ума.
Тамара стояла возле кровати, теребя рукой один из ремешков. Она просунула большой палец под стальную застежку, что удерживала его голень, и расстегнула. Саймон почувствовал, как ремень ослаб, а Тамара вытащила его из застежки. После этого она отстегнула другой ремешок, удерживающий бедро.
— Я бы хотел избавиться от игл в руках, — произнес он.
— Знаете, я ввела вам четыре пинты крови. Пришлось украсть их из банка крови в больнице. К счастью, я не боюсь, что меня уволят. — Тамара вытащила иглу из его руки и перекрыла доступ физиологического раствора. — Вы больше походили на покойника, чем на живого человека, когда я вас нашла.
Саймон огорчился при мысли о том, что его спасла кровь незнакомых людей.
— Мне не нужна помощь. Я должен идти дальше, рассчитывая только на свои силы.
— Иначе вы бы умерли, — просто сказала она. Он почувствовал, как из вены на руке выскальзывает пластический стент. — А сейчас будет не очень приятно.
Тамара просунула руку под простыню, и он почувствовал ее тепло на внутренней стороне бедра. Резким движением она выдернула трубочку с иглой из бедренной вены. Потом Саймон ощутил боль от выдернутого из уретры катетера. Возникло ощущение, будто все внутри горит огнем.
— Извините, — проговорила Тамара.
Как и все дома, в которых раньше побывал Саймон, жилище Тамары Лоуренс сияло чистотой. Ему так никогда и не удастся узнать, убирали ли в комнатах специально перед его приездом или смертельно больные люди хотели упростить себе жизнь. В любом случае Саймон ценил такое уважение, и не важно, к кому оно проявлено: к нему или к надвигающейся смерти.