Зов смерти

В полицейской службе есть много преимуществ, и одно из них — не самое нравственное — заключается в том, что получаешь прекрасную возможность взглянуть на собственную жизнь, так сказать, в контексте происходящих событий. Потерянные дети, наркоманы, самоубийцы… После рабочего дня подумаешь о них и испугаешься, а еще больше обрадуешься, что собственная жизнь, оказывается, не такая уж и паршивая. Так Хейзел успокаивала себя, когда разводилась с Эндрю и когда отголоски очередных депрессий Марты нарушали ее размеренную жизнь. Даже ощущая страшную боль в спине, от которой становилось вовсе не до веселья, она сравнивала свою участь с чужими горестями и понимала, насколько ей повезло. И вот настал ужасный день, когда не с чем сравнить беду, обрушившуюся на Хейзел, и нет никого, на чьем месте ей не хотелось бы оказаться в данный момент, поскольку хуже просто не бывает.

Вторая половина воскресенья не принесла утешительных новостей. Хейзел казалось, будто она стоит на берегу огромного водоема, в который нырнул человек, и уговаривает себя не терять надежду на его возвращение. Она в сотый раз повторяет, что человек этот умеет задерживать дыхание и находиться под водой столько, сколько захочет сам. Только ожидание становится невыносимым, а надежды остается все меньше.

Наступило утро понедельника, и опять без новостей. Район поисков расширили к западу по автотрассе 121, а также на пятьдесят километров по автотрассе 41 в направлении Форт-Леонарда. По радио, кабельному телевидению и в газете «Вестмьюир рекорд» рассказывали о поисках опасного преступника и похищенной им жертвы, ставших самыми масштабными в истории округа. Сазерленд во второй раз за долгое время провел выходные в редакции, готовя к печати очередную передовицу. Теперь она посвящалась похищению Эмили Микаллеф и убийству Клары Лайон.

По видимому, знакомство с Адьютором Севиньи не прошло для журналиста бесследно, потому что трагические события, разыгравшиеся в Порт-Дандасе, освещались достаточно сдержанно, без истеричных заявлений и скоропалительных выводов. Хорошо, что нападение на других пятерых пожилых граждан города, сделанное в разных формах, не получило широкой огласки и не послужило поводом для размышлений о том, опасно или нет жить в Порт-Дандасе пенсионерам.

Впрочем, сидя за кухонным столом и просматривая газету, Хейзел не могла заставить себя порадоваться новым методам работы в редакции «Рекорд». Она молча вглядывалась в фотографию матери, сделанную еще в 1952 году у входа в магазин «Микаллеф», где Эмили запечатлена с гордо поднятым подбородком, сдержанной улыбкой и яркими, выразительными глазами. Большинство детей считают себя бессмертными, а маленькая Хейзел всегда любовалась уверенным лицом мамы и считала бессмертной именно ее. Уронив голову на руки, она зарыдала от собственного бессилия.

Во время обеденного перерыва, прихватив пакеты с едой, заскочил Уингейт. Он пришел сюда выслушать и вытерпеть все, что, по его мнению, накопилось в душе у бывшего босса. Оказавшись на пороге дома и глядя на покрасневшие от слез глаза Хейзел, Джеймс не выдержал, поставил пакеты наземь и обнял ее. Хейзел ввела его в дом и проводила по коридору на кухню, где поставила чайник, намереваясь сварить кофе.

— Я знаю, что вы ничего не ели, — сказал Уингейт.

— Что-то не хочется.

— Вам в любой момент могут понадобиться силы, — не отступал он.

Хейзел нагнулась над столиком.

— Хочешь сказать, понадобятся силы, чтобы пережить плохие новости?

— Нет, чтобы снова возглавить управление.

Она рассмеялась сухим, трескучим смехом:

— Конечно, Джеймс! Нет проблем! Буду руководить из пустой гостиной в Пембер-Лейке.

— Да вы даже не представляете, сколько человек лично выразили протест против решения Мейсона, и не только ему, но и многим другим, до кого смогли дозвониться в центральном офисе полиции Онтарио в Торонто. Все ребята на вашей стороне!

— Ты тоже при разговоре с Мейсоном выразил протест?

Уингейт поставил пакеты с едой на кухонный стол и, не глядя ей в глаза, ответил:

— Я не Рей Грин!

— Кто бы сомневался! — огрызнулась Хейзел. — Вот Рей не забыл бы принести виски.

Не сказав ни слова, он с непроницаемым лицом извлек из пакета небольшую бутылочку виски и поставил на стол.

— Ох ты!.. — растерялась она.