Зов Тухулки (Спящий во тьме - 2)

- Будьте так добры, доктор, позвольте мне продолжать, и в свой срок вы все узнаете. При одном лишь взгляде на этот предмет становилось очевидно: в наших руках нечто весьма примечательное. Но как это все объяснить? Не понимая языка табличек, мы не могли прочесть того, что на них написано. А в каменном хранилище не обнаружилось ровным счетом никаких ключей к разгадке - никаких документов или писем, только сами таблички, шкатулка из кедрового дерева и холст, в который она была завернута.

Здесь надобно подчеркнуть, что, независимо от их происхождения или предназначения, таблички отличались изумительной красотой. Металл, сияющий внутренним светом, просто завораживал взгляд. Даже не подозревая, что нас всех ждет, я предположил, что мы нашли некое утраченное произведение искусства и что Том Скарлетт - а он славился своими коллекциями древностей и всевозможных шедевров художественного мастерства - спрятал сокровище, желая сохранить его лишь для себя одного, и умер, так и не сообщив правопреемникам о его существовании. Естественно, в голове моей возник вопрос: а зачем вообще его скрывать? Впрочем, в то время об этой подробности я не особо задумывался.

Я перенес таблички в мой личный кабинет; уходя из дома, я обычно его запираю, так что я рассудил, что сокровище будет в безопасности. Как я уже сказал, таблички и впрямь заключали в себе неизъяснимую прелесть, и немало вечеров подряд сиживал я там за работой, в то время как мысли мои и взгляд вновь и вновь возвращались к табличкам - таким лучезарным и необыкновенным! Металл, мерцающий опаловым блеском, переливался разными цветами радуги в зависимости от того, под каким углом на него смотреть, что само по себе было достойно удивления. А прибавьте ощущение тайны - ведь я по-прежнему не знал, что означают загадочные письмена!

Время от времени, однако ж, таблички пробуждали во мне некую смутную тревогу. То и дело по ночам, когда в очаге, потрескивая, пылал торф, я поднимал взгляд, уловив некий звук, вроде бы исходящий от табличек. Да, да! Негромкое, низкое, странно резонирующее гудение, ничего подобного я в жизни своей не слыхивал. Звучало оно лишь миг, после чего стихало. А я оставался во власти сомнений. Что, если у меня всего лишь разыгралось воображение при виде пляшущих по стенам теней? В конце концов, в нашей глуши царит такая тишина, что порою разум выделывает странные штуки.

А теперь я поведаю, каким образом таблички оказались утрачены. По сути дела, я сам виноват, и сейчас объясню почему. Спустя примерно месяц после того, как я нашел свое сокровище, мы с капитаном Фоггом устроили охоту на лис. Он - военно-морской офицер в отставке, живет как раз на окраине деревни; первоклассный охотник, а уж лучшего "хозяина гончих"* [Хозяин гончих - титул главы охотничьего общества и владельца своры гончих; как правило, им бывает видный представитель земельной аристократии.] еще поискать! Как вы наверняка знаете, здесь, в провинции, охота - это нечто особенное, из ряда вон выходящее; и дело не только в том, чтобы наслаждаться головокружительной скачкой и с замирающим сердцем смотреть, на что способны твои псы. Это - еще и большое событие светской жизни: отличная возможность для видных семейств графства съехаться вместе, для джентльменов, молодых и старых, - шанс продемонстрировать собственную доблесть и красный камзол, а уж дамы - как юные, так и пожилые - выставляют напоказ самих себя! Надо ли говорить, что практически все веселятся от души... Боюсь, что именно охота послужила толчком для последующих тревожных событий.

Как вы можете себе вообразить, я не устоял перед искушением - ну как не похвастаться перед приятелями находкой, обнаруженной под дубом Скарлетта! Практически все, кому я показывал таблички, изумились до глубины души. Никто толком не знал, что о них и думать и почему металл сияет и лучится. Старик Пикрофт предположил, что надпись - это какая-то молитва, а таблички, возможно, позаимствованы из развалившейся церкви. Но мы указали ему на то, что язык - отнюдь не латынь. Мистер Ревеслей, возомнивший себя поэтом-юмористом, обозвал письмена панегириком в честь светляков. Том Хадсон даже побился об заклад, что это не что иное, как глупый розыгрыш трехсотлетней давности, а капитан Фогг заметил, что загадочные строки подозрительно напоминают ему женин почерк.