Кира спустилась по щербатым ступенькам полуразвалившегося монастырского крыльца. Не стала оглядываться, а уж тем более возвращаться. Всё равно за проржавевшей дверью окажется совсем другое место, а не то, которое она только что покинула. С чувством выполненного долга, между прочим. С надеждой, что теперь-то с ней всё будет в порядке, а внезапные выпадения из реальности и необъяснимые приступы злобы ушли вместе с потоками Источника, растворились в наполнивший мир магической силе.
Теперь Кира самый нормальный человек. Если не считать способности видеть скрытые сущности. Это осталось. Потому что изначально жило в Кире, потому что являлось такой же индивидуальной чертой характера, как, например, неубиваемая доверчивость или склонность к гуманитарным наукам.
Теперь скорее домой. Родители, наверное, с ума сходят. От Киры же некоторое время не было никаких вестей.
Не провели в Сумеречный храм электричество, не налепили розеток на каменные стены. Не подумали, что кому-то понадобится срочно зарядить мобильник.
Ну вот, опять заёрничала. Хотя темы для этого неподходящие.
С Кирой всегда так, если накатывает тревога, если пропадает уверенность и внезапно становится не по себе, даже немного страшно, а почему, никак не разберёшь. Вот она и начинает стоить из себя сильную и дерзкую, насмешничает над ситуацией, а на самом деле над собой и своими чувствами.
Вроде нет причин, но волнение не покидает. И такое впечатление, будто не замечаешь чего-то важного: пропустила, промчалась мимо или забыла прихватить с собой. Поминаешь, что впереди ожидает только хорошее ‒ прогнозируемое, предсказуемое, желанное, ‒ а до конца как-то не верится.
Точно, надо скорее домой. Или всё-таки остаться тут на денёк?
Остаться? Зачем?
С этим городом ничего не связывает, кроме жутких неприятных воспоминаний.
Жутких… неприятных…
Настоятель сказал, он ушёл на следующий же день. О ней даже не спросил. Оклемался и смылся. По-английски.
Да и правильно. На фиг он Кире сдался? Теперь-то уж точно ‒ без необходимости.
Больше она не связывается со скрытым миром. Будет жить как обычный человек.
Обычный… человек…
Сейчас вроде бы вечер. Если найдётся в расписании подходящий поезд, утром Кира окажется дома. Поэтому отсюда ‒ прямо на вокзал, и никаких отклонений от маршрута.
Как добраться до вокзала, она помнит прекрасно, и сегодня это должно закончится благополучно. И вообще, всё хорошо. Немного прохладно, не по-летнему, но оттого даже приятно. Гораздо лучше, чем жара и духота. Подсинённый сумерками воздух наполнен цветочными ароматами. Дышать ими сладко и вкусно. А Кира ‒ адекватная, и едет домой.
Сколько раз она уже повторила это словосочетание? «Ехать домой». Ну и что? Может повторить ещё хоть тысячу. Потому что ей жутко нравится его произносить. И в мыслях, и вслух. Вот сейчас возьмёт и заорёт на всю улицу: «Я еду домой! Ты слышишь?»
Та-ак! А вторая фраза к чему? Кто должен услышать? Дома? Окрашенное закатом небо? Прохожие? Да им всё равно, им нет никакого дела до Кира. Но и ей до них нет никакого дела. Квиты.
Рассчитывала, что быстро заснёт в поезде, а когда проснётся ‒ уже конечная станция. Но долго ворочалась на узкой полке, вслушивалась в ритм, отстукиваемый колёсами, и почему-то пыталась уловить в нём нечто осмысленное. А провалилась в сон уже где-то под утро. Странный такой сон. Насквозь пронизанный плачем маленького ребёнка, который сводил Киру с ума.
Ребёнок не надрывался от громкого требовательного крика, скорее, хныкал, жалостливо и горько. Как будто плакал очень давно и уже устал и отчаялся.
Кира не смогла слушать его безучастно.
Неужели кто-то оставил малыша в одиночестве? Что с ним? А, главное, где он?
Судя по звуку ‒ где-то рядом. Но сколько Кира ни вертелась, ни оглядывалась по сторонам, так и не обнаружила поблизости никаких младенцев.
Наверное, надо поискать. Но как?
Вокруг серая пустота, туманная перспектива съедает чёткие очертания. Да вроде и нет там ничего, в перспективе.
Так Кира и металась весь сон, пытаясь отыскать в пустоте несуществующего ребёнка, и проснулась ещё больше растревоженная. Рывком подскочила, будто и наяву собиралась куда-то бежать. Сердце бешено колотилось, и уши по-прежнему старались уловить плач.
Но нет. Кругом тишина. Точнее сдержанные шуршание и шелест, типичные звуки для просыпающегося вагона. Хлопнула дверь в тамбур, кто-то прошёл мимо, помахивая полотенцем. На соседней полке женщина аккуратно сворачивала одеяло, а на боковой всё ещё безмятежно дрых мужичок средних лет.
Что за нелепость? Конечно, случается такое: носишься во сне, пытаясь поймать нечто неуловимое. Но почему ребёнок? У Киры в мыслях нет никаких детей. А, может, где-то в вагоне ночью действительно плакал малыш, и его всхлипы навеяли Кирин сон?
Она и в реальности вертела головой, оглядывалась по сторонам, когда сходила с поезда, когда стояла на перроне. Отчего-то казалось важным непременно убедиться, что настоящий ребёнок и правда существует. Но в густой суетливой толпе так ничего и не разглядела.