Дальше ‒ Кира одна. Папа, как хочет, но придётся ему посидеть в хостеле, подождать. Это тоже не обсуждается. Кире почти двадцать, не надо её за ручку водить. Справится сама. Теперь точно справится. А папу храм не впустит в любом случае. Да и Киру ‒ вряд ли. Так что и переживать нечего: вернётся она через пару часиков, никуда не денется.
Почти так и получилось. Заброшенный монастырь остался заброшенным монастырём, никаких таинственных путей. Облезлая дверь с трудом подалась, мерзко заскрипела, а за ней… пустое холодное помещение. Обшарпанные стены в грязных подтёках, осыпающаяся штукатурка, пол, не видимый под слоем мусора. Смысла нет входить.
Кира вздохнула, отгоняя разочарование. Ведь предполагала же, что так и будет. Она своё дело сделала, Сумеречному храму она больше не нужна.
С досады пнула подвернувшийся под ногу камешек. Как же это? Несколько месяцев, безвозвратно канувших в небытие, кусок Кириной жизни, оторвавшийся и пролетевший мимо неё. Что происходило в это время? И почему ей не сказали о нём? Или нарочно подчистили память, заставили забыть нечто важное?
Что? Что? Что?
В груди тоненько задрожала необъяснимая тревога. Опять сердце бухает, и спина намокла от пота. Отчего-то подумалось, будто в тот таинственный промежуток времени случилось ужасное.
Интуиция? Или возвращаются воспоминания?
Образы ещё не оформились ‒ не ухватишь, не разберёшь. Но от них уже не по себе. Страх накатывает. А, может, слабость.
Возвращаться надо скорее.
Тропинка мелькала под ногами. Роща, свежая зелень, белые стволы берёз. А вот храм. Самый настоящий. С золочёными куполами. Над дверями ‒ барельефы ангелов. Застыли неподвижно и смотрят пустыми глазами. Один ‒ прямо перед собой. А у другого голова чуть наклонена. Уставился на Киру.
Всё равно же слеп. Всё равно же не видишь. Да и не существуешь ты. Не живой. Что там под светлой краской? Штукатурка, бетон, глина?
Кира его тоже не видит. Пелена перед глазами. И с каждым мгновением гуще.
Опутала, подхватила, поволокла.
Ну ведь уверяли же, что всё закончилось! Что никаких странных приступов теперь. И опять?
Глава 3. Родное и чужое
Наверное, пора привыкнуть. Отключилась в одном месте, очнулась совсем в другом. Сейчас, для разнообразия, в машине «Скорой помощи». Немного потряхивает, мотор тарахтит, потолок низко, и стены на расстоянии вытянутой руки, а рядом женщина в голубой с белыми полосками униформе.
‒ А-а, очухалась. Как зовут?
‒ Кира.
‒ А фамилия?
‒ Ратманова.
Проверку на вменяемость прошла. И память не отшибло окончательно. А ещё поняла: это был обычный обморок. Никаких полётов к свету в серебряном луче.
Врачиха тоже довольна. Заметно по лицу и большим чуть навыкате глазам. Ещё у неё пухлые щёки, светлые волосы, забранные в хвост и мягкий хоть и низковатый голос. Такая вся домашняя. Сразу возникают мысли о воспитательнице детского сада или мамаше большого семейства. Киру успокаивает её вид и добродушная наставительная болтовня.
‒ Ты лежи, лежи, не дёргайся. Сейчас-то чего подниматься? И больше не разгуливай одна. Если не до конца оправилась. После родов. Наверное, ещё и гемоглобин пониженный. Бледная такая.
Гемоглобин? Какой гемоглобин? Когда у Киры от одной фразы опять всё поплыло перед глазами.
‒ После родов? ‒ с трудом проговорила она.
Или не проговорила? Только хотела. Потому что врачиха точно не услышала, тарахтела дальше.
‒ Когда родила? Месяц назад? Или меньше? ‒ спрашивала и не дожидалась ответов.
Да Кира и не ответила бы. Она по-прежнему плыла в тумане какого-то нереального мира, соображалось плохо. Чужие слова пробивались к ней с трудом и потому теряли смысл ещё где-то на подходе. Звучали, но не воспринимались.
‒ Точнее, не совсем родила. Кесарили, да? По шву сразу видно.
Шву?
Неосознанным движением Кира одёрнула кофту.
Она думала, что это след от удара кинжалом. Странно ровный и низкий, но… Откуда ж ей знать, как должен правильно выглядеть шрам от ножевой раны в живот? Но тот, скорее всего давно зажил и бесследно исчез под воздействием исцеляющей магической силы. А это совсем-совсем другое. Совсем…
Предстать сумасшедшей и спросить прямо: «А вы точно знаете, что шов именно от подобной операции? От кесарева сечения. Вы уверены? Уверены на сто процентов?» Но услышать в ответ твёрдое «да» так страшно. С сомнениями спокойней. Как ни странно, в данной ситуации ‒ гораздо спокойней.
Всё-таки спросила. Но совсем про другое.
‒ А куда вы меня везёте?
Врачиха откликнулась охотно.
‒ Думаю, самое лучшее ‒ в городскую больницу. В гинекологию.
‒ Может, не надо? Я уже в порядке. Я бы лучше домой.
Но врачиха снисходительно хмыкнула.
‒ А как я потом объяснять буду, куда я по дороге больного дела? Мы ведь не такси всё-таки ‒ по домам развозить. А если тебе опять плохо станет? ‒ И категорично отрезала: ‒ Нет уж. В больницу. Там осмотрят, как следует, анализы возьмут. Мало ли. Мы ведь тебя из храма забрали. Я батюшке пообещала, что с тобой всё хорошо будет. А ты из больницы родным позвонишь. Пусть кто-нибудь за тобой придёт.