—
—
***
После свадеб дни потекли медленно и сонно. Закат снова работал у Лужи — пора корзин кончилась, началось время лаптей. Лыко для них приносили все, кто хоть ненадолго отправлялся в лес охотиться, заготавливать дрова или собирать поздние яблоки. Самой сложной частью плетения оказались задники, с которых начиналась работа, так что Лужа, сидя на крыльце, делала для Заката заготовки. Ночи становились все длинней, холодало, и очень кстати пришелся плащ, прежде заменявший спавшему на сеновале Паю одеяло. Самого Пая пригласили перезимовать Светозар с Дичкой — новую избу они, правда, еще только строили, но Лист выделил молодым домик-времянку, в котором много лет назад сам жил с женой. Конечно, на настоящую избу времянка не слишком походила — четыре стены да крыша, ни сеней, ни подклети, но по крайней мере в ней была печь, а для разделения на комнаты можно занавеску повесить. Благодарный Пай тут же вызвался помочь со стройкой, и втроем они взялись за дело с таким усердием, что в деревне стали даже говорить о том, что дом успеют возвести до снега.
Для Заката все это значило, что его слуга не останется без крыши над головой, а сам он может не мерзнуть, сидя во дворе в рубашке. Ворот плаща, правда, приходилось стягивать нитью, намотанной между двумя воткнутыми в ткань прутиками. Хотя все в деревне и знали о том, кто он, Закату все равно не хотелось использовать единственную имеющуюся у него фибулу — зубчатую корону Темного Властелина, отданную Паем.
Через несколько дней, впрочем, стало ясно, что плащ не спасает от осенних дождей. Закат ежился, но упрямо продолжал переплетать боковину лаптя, прикрывая его от все чаще стучащих по макушке капель.
— Все, хватит и мою больную спину студить, и твою здоровую тоже, — Лужа с трудом встала, смахивая с пухового платка бисером блестящие капли. — Пошли в дом. И вообще, переезжай уже ко мне. У Горляны жильцов хватает, а тебе не придется каждый день через всю деревню бегать.
Спорить было не о чем — в старостином доме на самом деле поселилась большая часть бывших разбойников. Ютились вшестером в двух комнатах, но наотрез отказываясь стеснять самого Заката. Он был почти уверен, что причина скорее в страхе, чем в вежливости, и от этого чувствовал себя совсем неловко.
Лужа устроила ему постель на лавке, сама обосновавшись на печи — мол, и до кухни ближе, и старым костям полезней.
В первую ночь Закат никак не мог уснуть — лезло в голову видение о маленькой хатке, пришедшее, когда он лежал в забытьи после схватки с медведем. Сон о женщине, которая спала на такой же лавке под окном. Которая умерла на ней же.
***