Зови меня Закатом

Старик за забором отсчитывал монеты, по одной перекладывая их в требовательно протянутую ладонь. Второй рыцарь все так же настороженно смотрел вслед Закату.

"Вира", вспомнил тот. Еще Щука говорил, что светлые за все назначают виру. Закат отвернулся, сжимая кулаки.

Лучше бы помогли старику, а не забирали деньги, наверняка хранимые на черный день!

И никто из соседей не вступился. Отворачивались, прятали глаза, притворяясь слепыми и глухими.

Как и он сам.

Закат поднял взгляд на кованые ворота, светлую каменную стену. Над ней виднелся старый дворцовый холм, белые шпили. Если он сейчас вмешается, попытается защитить старика, дойдет ли потом до Цитадели? Или его убьют как смутьяна, не узнав и не поверив, что безоружный путник — бывший Темный Властелин? А потом казнят и Ро…

Он не мог рисковать. Не ее жизнью.

Сзади хлопнула калитка, слышно было как удаляются рыцари. Вздохнул старик. Снова скрипнули несмазанные петли, кто-то юный спросил:

— Дед, у тебя краска есть? Я подмажу, только у нас кончилось все.

— Откуда, Заречка? А теперь и купить не на что. Ну да ничего, как-нибудь...

Закат вздохнул — найти краску он точно не мог. Хорошо, что хотя бы после ухода рыцарей кто-то решился пойти к старику.

На въезде не было очереди, проход закрывали скрещенные копья. Стражники в белых доспехах придирчиво оглядели остановившегося перед ними чужака. Старший спросил скучающе:

— Почему не в белом?

— Я издалека, — коротко отозвался Закат.

— А нам-то что, — хмыкнул стражник. — Покупай у кого-нибудь на фермах одежду или плати нам за проход.

— У меня нет денег. Но мне нужно в Цитадель.

На него посмотрели недоверчиво, стражник поджал губы, наткнувшись на твердый взгляд. Переглянулся с напарником. На пробу повторил:

— В темном не пускаем.

— Мне нужно в Цитадель.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга в упор. Закат сморгнул, первым отводя глаза, изгоняя поднимающуюся алую пелену. Расслабил плечи, напряженные в подспудном ожидании боя. Он ведь даже не на это препятствие злился, а на тех двоих, стребовавших плату с незнакомого старика. И нельзя было драться. Закат был здесь один и не мог ни перебраться через стену, ни пробиться сквозь город силой. Нужно было договариваться.

— Я могу отработать виру, — начал было он, но не успел закончить предложение. Кто-то подошел сзади, шаркая по булыжникам, в спину Заката постучали, словно в дверь.

— Мил человек, возьми-ка, — за ним стояла сгорбленная старуха, похожая на больное дерево. В руках у нее высилась стопка аккуратно сложенной одежды. — Можешь зайти в дом, примерить.

Он глубоко поклонился женщине, принял вещи. Следуя за ней к избе, маленькой, но аккуратно окрашенной, спросил:

— Чем я могу вас отблагодарить?

Она засмеялась невесело, но не ответила, пока не завела его в тесные сени. Глаза в окружении глубоких морщин сверкнули, как у кошки — дряхлой, но такой же яростной, как и прежде.

— Тем, что пройдешь в город вопреки закону. Тем, что доберешься до Цитадели. Не знаю, зачем тебе туда, но вряд ли чтобы рыцарем стать.

Она любовно погладила лежащие у него в руках вещи, взяла сверху рубашку. Развернула, глядя на тонкую ткань с болезненной нежностью.

— Это одежда моего сына. Его сожгли третьего дня за непослушание Светлому ордену. За то, что сломал нос рыцарю, который полез к его невесте.

В горящих праведным гневом глазах старухи читалась невысказанная просьба. Закат склонил голову.

— Прости, добрая женщина. Я не смогу отомстить за него. Я не убью ни одного рыцаря.

— Я не знаю, что ты будешь делать, — она покачала головой, не желая его слушать, — но это и не важно. Я сердцем чую, что ты отомстишь за моего ребенка. Этой веры мне достаточно. Поэтому одевайся и иди. Сейчас, пока я не начала сомневаться в своем решении.

Он повиновался, сменив плащ и штаны, натянул на сбитые пятки тонкие, явно дорогие сапоги. Только рубашку оставил собственную — она была достаточно светлой и ее скрывал плащ, а он не хотел выбрасывать подарок Пая, прошедший с ним через все земли ордена.

Переодевшись, тихо поблагодарил старуху, но она отмахнулась. Почти вытолкала его за порог, захлопнула дверь. Закат, спускаясь с высокого крыльца, слышал, как женщина судорожно всхлипывает в сенях.

Она не хотела, чтобы он видел ее слезы, чтобы пытался утешить. Да и что он мог сказать матери, потерявшей взрослого, счастливого уже ребенка? Разве что исполнить ее желание — насколько это было возможно.

Стражники на воротах в этот раз не задавали вопросов, молча опустили копья. Закат перешагнул через них, наконец оказавшись внутри городских стен.

Здесь не было окраин. Не было нищих, гадателей, даже играющих на улице детей. Мостовую словно с щелоком вымыли, дома разве что не светились, светлые до рези в глазах. Кое-где встречались на стенах рисунки и барельефы — все похожие, рыцари и солнца, золотые, иногда красные. Люди сторонились путника: его выдавало лицо и то, как он смотрел по сторонам, а более всего — длинные пряди черных волос, выбивающиеся из-под капюшона. Какая-то женщина привлекла к себе дочь, заставила отвести взгляд.

— Мама, кто это?