Зови меня Златовлаской (СИ)

Когда Стас обулся и надел яркую оранжевую куртку, я потянулась к нему, чтобы поцеловать в щеку на прощанье, но парень быстро повернулся, и я угодила в губы. Смутившись, я быстро отпрянула.

— Смотри, пускай и медленно, но наши отношения движутся вперед, — хохотнул Стас. — Такими темпами лет через пятьдесят мы переспим.

Я ударила Стаса в плечо. Он сгреб меня в охапку и крепко стиснул в объятьях. Закрыв за Стасом дверь, я принялась читать тексты песен, принесенные им.

Оказалось, что мой друг был потрясающе талантлив. Для меня стало откровением, как тонко и глубоко он чувствовал. Там и тут я встречала емкие метафоры и увлекательные аллегории. Тексты были продуманными, логичными и очень душевными.

От чтения меня оторвал звонок Ады. Она объявила, что поговорила с Максом. По ее признанию, разговор дался ей нелегко. Ада принесла ему свои извинения за дурацкое поведение, и он сказал, что не держит на нее зла.

— Но, несмотря на все, он оставался каким-то закрытым и холодным, понимаешь? — говорила подруга.

Удивительно, какими иногда сложными и запутанными могут быть человеческие отношения. Казалось бы, когда два человека нравятся друг другу, все должно быть просто. Ведь есть симпатия, есть взаимность. Что еще нужно?

Но нет, люди сами из-за своей гордости, из-за невозможности прямо заявить о своих чувствах выстраивают между собой толстые стены непонимания, которые порой очень трудно разрушить. Они выдумывают то, чего нет, а потом же сами обижаются на это. Ну что за дурацкая человеческая особенность самим создавать проблемы на свою голову?

На следующий день в начале пятого Ревков пришел ко мне, чтобы забрать авторские труды своего друга.

— Зайдешь? — спросила я.

Влад замялся, очевидно, не зная, приглашаю я из вежливости или на самом деле хочу, чтоб он зашел.

— Давай заходи, — сказала я, раскрывая входную дверь пошире. — Мама недавно шарлотку испекла, пальчики оближешь.

Ревков повиновался и, скинув кроссовки и верхнюю одежду, проследовал за мной на кухню. От осознания того, что Влад у меня в гостях и мы наедине, я ужасно разволновалась, ладони вспотели.

Влад присел на стул и с улыбкой наблюдал за тем, как я наливаю чай и разрезаю шарлотку.

— Я почитала тексты песен Стаса и пришла в полный восторг. Кто бы мог подумать, что он такой талантливый, — сказала я.

— Ага, его в школе учителя на руках носили: самый умный, самый талантливый мальчик. Его сочинения постоянно какие-то призовые места тут и там занимали.

— Я бы тоже хотела уметь так красиво выражать свои мысли. Иногда в душе все так бушует, а в словах все как-то блекло и бесцветно получается.

— Согласен. То, что мы говорим, ничто по сравнению с тем, что мы чувствуем, — с пониманием кивнул Влад.

Я налила ему и себе чай в чашки из маминого праздничного сервиза. Она доставала его только по особым случаям. Но я решила, что факт присутствия Ревкова у меня дома тоже можно назвать особым случаем.

— Златовласка, у тебя были когда-нибудь моменты, что тебе так хорошо, что хочется остановить время? — вдруг ни с того ни с сего спросил он.

— Да, были. Когда родители подарили мне котенка и в этот день разрешили не ходить в школу, чтобы играть с ним. Или когда мы с мамой сидели дома в грозу, смотрели фильмы и объедались мороженым. Или когда я в самый первый раз пошла к Аде с ночевой и мы всю ночь играли в Барби. Или когда мы с тобой танцевали под песню Губина в клубе, — я резко замолчала, осознав, что болтаю лишнее.

Влад опустил глаза, и на губах заиграла улыбка.

— А где теперь котенок? Вроде бы домашних животных у тебя нет, — сказал он.

— Его пришлось отдать в деревню. Он оказался слишком темпераментным. Драл обои, мебель, шторы. Мама сказала, что он нам слишком дорого обходится, — вздохнула я.

— Классная шарлотка. Моя мама тоже очень вкусно пекла, — с аппетитом уминая еду, сказал Влад.

— А сейчас не печет?

— Моя мама умерла, — спокойно ответил он.

Я застыла. Такого я никак не могла предположить.

— Прости, я не знала, — наконец выдавила я.

— Ничего, это было давно. У меня было время смириться с фактом того, что мамы больше нет.

— Сколько тебе было?

— Двенадцать, уже шесть лет прошло.

Боже. Двенадцать — это ужасный возраст для потери близких: все понимаешь и чувствуешь как взрослый, несмотря на то что в душе еще ребенок.

— Влад, это просто ужасно. Не представляю, каково тебе было…

— Да, это и правда было ужасно. Проклятая авария забрала у меня не только маму, но и сестру. Отец чуть не умер с горя.

Я молчала. Шарлотка больше не лезла мне в горло.

— Сколько было твоей сестре?

— Восемь. Ее звали Соней.

— Твои татуировки… Это их даты рождения? — внезапно догадалась я.

— Да.

— Спасибо, что поделился. Я понимаю, что это личное.

Влад сделал большой глоток чая и с улыбкой произнес:

— Знаешь, а мне тоже запомнился наш танец тогда, в клубе.

— Правда?

— Да. Ты тогда рассчитывала, что я тебя поцелую?

— Я? — я попыталась изобразить удивление.