Майклс со стуком опустил бокал на стол. Его лицо исказилось.
– С какими знаниями?! Думайте! Представьте, что вас бросили в Вавилоне. Вы хорошо знаете язык или историю? Как имя правителя, сколько он продержится у власти, кто его сменит? Каким законам и порядкам вы должны следовать? Вы помните, что некогда ассирийцы или персы или еще кто-то завоевали Вавилон. Но когда? Начавшиеся беспорядки – просто пограничные стычки или надвигающаяся катастрофа? Если последнее, каковы будут условия мира?.. Сегодня на всем свете не найдется и десятка людей, которые могли бы ответить на эти вопросы, не заглядывая в книги. И вы не из их числа; и книг вам не дали.
– Думаю, – медленно проговорил я, – надо подучиться языку и пойти в храм. Потом предложить священнику устроить… фейерверк…
Он печально засмеялся.
– Как? Вы в Вавилоне, не забывайте. Где взять серу или селитру? Даже если вам удастся растолковать священнику, чего вы хотите, и кто-нибудь убедит его достать для вас эти вещества, как вы сделаете настоящий порох? К вашему сведению, это целое искусство. Черт побери, да вы и в матросы не годитесь! Хорошо еще, если вам посчастливится стать уборщиком. А скорее, вас ждет участь раба. Разве не так?
Огонь в камине почти угас.
– Пожалуй, – согласился я.
– Они ведь выбирают эпоху не наобум. – Майклс обернулся к окну. Стекло тускло блестело, отражением комнаты закрывая звезды. – Но все – и неудобства, и опасность – меркнет перед тоской по дому. О боже, – прошептал он, – тоска по дому!
Такая боль, такой надрыв прозвучали в его голосе, что я поспешил вернуть его на землю прозаичным замечанием:
– Они, должно быть, делают прививки против всех древних болезней. Иначе это будет та же смертная казнь.
Майклс отрешенно посмотрел на меня.
– Да. И, разумеется, вакцина долголетия по-прежнему течет в его венах. Но и все. Его забрасывают во тьме, машина исчезает, и он отрезан от своей жизни. Он знает лишь, что ему подобрали такую эпоху… с такими чертами… которые сделают наказание достойным вины.
В комнате вновь наступила тишина, и тиканье часов на каминной полке вдруг заполнило весь мир, как будто все остальные звуки замерли. Ночь была холодна.
– Какое преступление вы совершили? – спросил я.
Он ответил спокойно и горько.
– Это не имеет значения. Я же говорил: преступления одного века служат примером героизма в другом. Если бы моя попытка удалась, потомки славили бы мое имя. Но я потерпел неудачу.
– Вероятно, многие пострадали, – сказал я. – Вас, должно быть, ненавидел весь мир.
– Да, – коротко ответил Майклс. И, помолчав, добавил: – Разумеется, все это выдумки. Мы просто коротаем время сказкой.
– Стараюсь подыгрывать, – улыбнулся я. – Куда и когда вас бросили?
– Меня оставили под Варшавой, в 1939-м, – чуть слышно проговорил он.
– Вам, полагаю, не хочется вспоминать военные годы?
– Нет.
Тем не менее он продолжал:
– Мои враги просчитались. Смятение, вызванное нападением Германии, позволило мне затеряться. Постепенно я стал разбираться в обстановке. Конечно, я ничего не мог предсказать; не могу и сейчас – только узкие специалисты знают, что происходило в двадцатом столетии. Но когда меня забрали в фашистскую армию, я понял, куда попал, связался с американцами и стал их разведчиком. Рискованно – ну и что? А потом мне помогли устроиться здесь.
Его настроение менялось. К нему вернулись былые уверенность и спокойствие.
– Да, конечно, сначала было трудно. Я не имею в виду условия жизни. Вы, без сомнения, ходили в походы и замечали, как быстро можно приспособиться к отсутствию горячей воды, электрического освещения и прочих вещей, к которым привыкли с детства. Я бы не отказался от гравикостюма или нейростимуляторов, но прекрасно обхожусь и без них. Тоска по дому – вот что не дает покоя. Это хуже всего. Но я привык…
На его лице внезапно появилась усмешка.
– Даже если бы меня сейчас помиловали, я бы не вернулся назад.
Я допил свой бокал, смакуя виски.
– Вам здесь нравится?
– Да, – ответил Майклс. – Теперь да. Эмоциональное потрясение прошло. Мне помогло то, что я был очень занят: сперва боролся за жизнь, потом – за становление в этой стране. Времени на переживания просто не хватало. Дело, которым я занимаюсь, все больше и больше интересует меня. Я обнаружил здесь у вас такие приятные черты, которые будущее утратило… Спорю, вам и в голову не приходит, в каком экзотическом городе вы живете. Подумайте, в эту самую минуту солдат стоит на часах у атомной лаборатории, в подворотне замерзает бродяга, в разгаре оргия у миллионера, где-то сидят проповедник, торговец из Индии, шпион…
Его возбуждение спало. Он отвернулся от окна и посмотрел назад, в сторону спальни.
– И мои жена и дети… – произнес он с огромной нежностью. – Нет, я не вернусь ни за что на свете.
Я в последний раз затянулся сигарой и неохотно затушил ее.
– Вам действительно неплохо живется.
Мрачное настроение окончательно покинуло его. Он широко мне улыбнулся.
– Кажется, вы всерьез поверили этой ерунде.
– О, не сомневайтесь. – Я встал и потянулся. – Уже поздно. Нам пора идти.
Он не сразу понял.
– Нам?..