Зубы Федорова отбивали нервную дробь. Он сделал все, что собирался, и вернулся к Хименес.
Та все еще была бледна, но дрожать перестала.
– Мне так стыдно, Борис, – пробормотала она хрипло, – видимо, желудочный сок вызвал раздражение слизистой гортани. Зря я согласилась… на эту тренировку. Такое устроила…
Федоров посмотрел на нее в упор и угрюмо спросил:
– Давно тебя тошнит?
Она отвернулась. Он успел поймать ее, пока она не отлетела в сторону, и крепко сжал ее запястье.
– Когда у тебя в последний раз были месячные?
– Ты сам видел…
– Что я видел? Ты меня и надуть могла запросто! Я занят по уши, что я могу заметить? Говори правду!
Федоров встряхнул ее руку. Она дернулась и вскрикнула. Федоров отпустил ее.
– Я не хотел сделать тебе больно! – воскликнул он, а Маргариту уже довольно далеко отнесло в сторону. Федоров догнал ее, обнял, крепко прижал к груди.
– Т-т-три месяца, – сквозь слезы прохныкала Хименес.
Федоров дал ей выплакаться. Он только молча гладил ее волосы. Потом он проводил ее в ванную. Там они старательно вымыли друг друга. Органическая жидкость, которой на корабле пользовались для мытья, пахла преотвратительно, но мыла чисто и быстро. Федоров выбросил губки в мусоросборник и включил сушилку. Несколько минут они стояли молча под струями теплого воздуха.
– Знаешь, – сказал Федоров наконец, – уж если мы решили проблемы гидропоники при невесомости, то надо подумать и о том, чтобы соорудить что-то вроде настоящих ванны и душа. – Маргарита ничего не ответила, только встала поближе к сушилке. Струи воздуха отбрасывали со лба пряди ее волос. Федоров нахмурился. – Хорошо, – сказал он. – Как это случилось? Разве наш драгоценный врач не обязан следить за тем, как каждая женщина соблюдает систему контрацепции?
Хименес, не глядя на него, кивнула и еле слышно ответила:
– Ну да. Один укол в год, а нас двадцать пять… а у него и без нас дел полно…
– Вы что, оба забыли?
– Нет. Я пошла к нему, как обычно. В свое время. Но его не было на месте. Может быть, кому-то плохо было. Наши карты лежали на столе. Я заглянула и поняла, что сегодня у доктора побывала Джейн по такому же поводу. Вдруг я ни с того ни с сего схватила ручку и записала в лист приема напротив своей фамилии «ОК», и вышло очень похоже на почерк врача. Ума не приложу, почему я это сделала. А потом… потом я убежала.
– Почему же ты потом не призналась? Как я понимаю, он уже на всякие вывихи насмотрелся и простил бы тебя.
– Память надо иметь! – фыркнула Хименес. – Если он решил, что забыл про мое посещение… с какой стати я должна делать за него его работу?
Федоров выбросил было руку, чтобы схватить Маргариту за запястье, но увидел на ее руке синяк и сдержался.
– Послушай, ради всего святого! – воскликнул он. – Латвала заработался так, что еле на ногах держится! И все ради нас! И ты говоришь, с какой стати ты должна ему помогать?
Маргарита приготовилась защищаться. Она посмотрела на Федорова в упор и твердо проговорила:
– Ты обещал, что у нас будут дети.
– Ну… да, конечно, у нас будет уйма детей… но только тогда, когда мы окажемся на планете…
– А если мы никогда не найдем эту планету? Что тогда? Вы можете продлить жизнь биосистемы, как собирались?
– Мы пока бросили эту работу ради конструирования аппаратуры. А на это могут уйти годы.
– Ну, значит, несколько малышей погоды не изменят… пока этот корабль… пока этот проклятущий корабль… но зато нам будет…
Федоров приблизился к подруге. Она, широко раскрыв глаза, рванулась в сторону, суетливо хватаясь за скобы.
– Нет! – крикнула Хименес. – Нет! Я знаю, чего ты хочешь! Ты не отнимешь у меня ребенка! Он и твой тоже! Если вы… если ты убьешь мое дитя, я убью тебя! И всех убью!
– Тихо! – проревел Федоров. Маргарита вцепилась в скобу. Плечи ее сотрясались от рыданий, зубы дробно стучали. – Сам я пальцем не пошевелю, обещаю, – сказал Федоров. – Мы пойдем к констеблю. Побудь здесь. Приди в себя. Продумай аргументы. Я схожу за одеждой.
Он ушел и вскоре вернулся за Маргаритой. По пути в каюту он задержался в кабинке интеркома и попросил Реймонта зайти к нему. Всю дорогу до каюты они с Маргаритой друг другу не сказали ни слова.
Только тогда, когда они вошли в каюту и Федоров закрыл дверь, Маргарита всплеснула руками и умоляюще проговорила:
– Борис, это твое дитя, ты не сможешь… И скоро Пасха…
Федоров обнял ее.
– Держись спокойно, – попросил он подругу. – На-ка, выпей немножко, – он подал Маргарите бутылку, где оставалось немного текилы. – Только немножко. Ты должна быть в форме, ясно?
Прозвенел звонок. Федоров впустил Реймонта и закрыл дверь.
– Хлебнуть хочешь, Чарльз? – спросил констебля инженер.
Глянув на Реймонта, Федоров поймал себя на том, что смотрит на средневекового рыцаря, который опустил на лицо забрало перед боем.
– Для начала лучше обсудим вашу проблему, – холодно проговорил констебль.
– Маргарита беременна, – сообщил ему Федоров.
Реймонт молчал и тихо покачивался в воздухе, держась за скобу.
– Пожалуйста! – пробормотала Хименес.
Реймонт знаком велел ей молчать.