Дамаск… я был там до войны, потому что там немало чеченцев было, из вынужденных переселенцев – так вот, Дамаск вопреки обычному представлению о том, как должен выглядеть военный город – совсем так не выглядел. О войне напоминали только баррикады из бетонных блоков, большая часть которых сейчас просто не охранялась и стояла так, на всякий случай, да усиленные патрули полиции, вооруженные автоматами. Во всем остальном Дамаск оставался Дамаском… холмы… столпотворение улиц… сигналы машин… таксишки… даже реклама.
– Совсем тут боев не было? – спросил я, смотря в окно.
– Не было. В пригородах только. А здесь столица, сам понимаешь. Какой смысл местным рыпаться? Их и так все устраивало…
Меня встречал Андрей Вадимович Езерский, резидент по нашей линии. Ему можно было доверять – условно, конечно, но можно. Я знал его еще с Кавказа… Езерский, в отличие от меня, ушел не в бизнес, а в науку, защитил кандидатскую по закрытой тематике. Сейчас писал докторскую, ему помогали, в том числе и я – и назначение сюда он выбил из начальства именно для этого. Для сбора информации. Езерский был одним из крупнейших в мире специалистов по терроризму. Не по борьбе с терроризмом – а по изучению терроризма, как общественно-политического феномена.
Мы не раз с ним говорили об этом. По данным Езерского, которые он подтвердил научным путем – для дестабилизации общества в целом и начала вялотекущей гражданской войны, как здесь, – достаточно всего 1-1,5 % населения, готовых либо совершать теракты на регулярной основе, либо оказывать помощь активным террористам. Цифра была чудовищной, потому что ранее думали – нужно не менее 5-7 % населения. Оказалось, в разы меньше. И получается что всего один процент активного населения, готовый отвергнуть любые компромиссы и прибегать к насилию, когда это необходимо, по их мнению – способен навязать волю оставшимся 99 % и определить дальнейшую судьбу всего сообщества.
С этим столкнулись американцы во Вьетнаме, просто они или не осознали, с чем имеют дело, или их исследования были строго засекречены. Скорее не осознали – потому что позднее не раз вляпывались.
Суть в том, что если кто-то – всего один из ста – принимает насилие как образ и способ действия и достижения целей – его действия неизбежно влияют на будущее социума. Причем даже армейско-полицейские операции не всегда помогают. Непрекращающиеся убийства, взрывы, поджоги – трансформируют социум. Начинают уезжать люди, прежде всего самые богатые, те, кто может позволить себе уехать, затем – начинает сворачиваться бизнес, люди теряют работу, озлобляются, радикализуются. Полицейские и армейские операции неизбежно бьют и по невиновным, само присутствие вооруженных людей, обыски, аресты – раздражают общество и множат число тех, кто готов оказывать сопротивление, хоть активное, хоть пассивное. А убийства продолжаются и продолжаются, десятки и сотни арестов и казней не помогают, потому что искоренить повстанческое движение до конца, до последнего человека – задача почти невыполнимая. И рано или поздно те, кто борются с повстанцами, начинают подсчитывать собственные убытки, число убитых и думать, а стоит ли оно того?
Про это, про всё сказано еще в Коране.
Точнее и не скажешь.
И так получается, что один процент может победить.
Как раз Езерский и занимался тем, что пытался понять – при каких условиях общество принимает террористов как меньшее зло, при каких условиях оно готово помогать террористам, а не государству, борющемуся с ними. Как запустить иммунные механизмы общества, отторгающие насилие и возвращающие в состояние компромисса – ведь от террора страдают все. Как не допустить призрака нового Мосула – ведь там тысяча боевиков практически без боя взяла полуторамиллионный город, охраняемый двумя армейскими дивизиями.
Да, все-таки не было тут войны?
– В отель? – спросил Езерский
– Нет. Сначала поработаем…
…
– Чикаго? – не спросил, а утвердительно сказал Езерский, когда мы остались одни у него в кабинете
– Он самый. Слышно здесь что-то?
– Нет. Просто ликуют все – и вахи и не вахи. И даже наши рады. Все. Сильно они улицу разозлили, сторонников у них тут нет совсем.
– Ну, понятно…
…
– Строго между нами – сделали чеченцы, из диаспоры?
Езерский кивнул.
– Понял.
– Оздоев Аюб. Сын старшего Оздоева, казначея Дудаева.
…
– Руководством принято решение зачищать концы. Поручено мне.
…
– Поэтому мне надо все, что у нас есть на Оздоева и в целом – на нохчей здесь. Особенно на молодежь. Все, что есть у тебя, у местных – у всех, короче. И мне нужна вся инфа по ОМП. Как к ним могло попасть устройство? Каким способом? Сколько?