Мотались по городу как минимум час, путали следы. Потом зарулили куда-то и остановились. Видно не было ни хрена.
– Александр когда будет? – спросил я. – Минкин, Александр. Вы же его знаете?
Израильтяне переглянулись, потом один хлопнул себя по лбу.
– Точно, он же гиюр прошел.
О как! Оказывается мой друг взял себе еврейское имя, отказавшись от своего. А мне и не сказал ничего. Молодец…
– И как его сейчас зовут? – Израильтяне снова переглянулись, как будто я спросил что-то секретное. – Это такая большая тайна?
– Арон. Его теперь зовут Арон. У нас имена сотрудников такого уровня секретные, но ты все равно его знаешь…
Да уж… лучше, чем хотелось бы.
– Долго так сидеть будем?
Израильтянин пожал плечами:
– Это же Дамаск. Комендантский час, не проедешь.
Аарон Минкин появился через час с небольшим, одет он был по-европейски, и я понял, кого он играет – русского. Или украинца или еще кого. Русский для него родной, а в Дамаске не каждый осмелится тронуть русского. Вот он и пользуется этим.
Может, мы ему и помогаем в этом. А что? Во взаимоотношениях с арабами надо помнить, что для них слова «предательство» не существует – точнее, существует, но только для правоверных. Неверного – можно предавать как угодно. Как, например, курды – вчера они были за американцев, а ушли американцы – и они на новеньких Хаммерах приехали договариваться с Асадом. Это Восток, и ты тут ничего не изменишь. А вот услуга МОССАДу – зачтется.
Спецназовцы тут же подхватились и вышли из фургона. Воспитанные.
– Как жив?
– Только держись…
Аарон Минкин сел напротив.
– Да, то годами не видимся, то в месяц по два раза.
– Век бы так не видеться.
– Это да… Та барышня в гостинице.
– Ее зовут Дана.
– Из ваших?
– Помогает.
Я хмыкнул
– Опасная работа у девушки
– Как и у всех нас.
Да, как и у всех нас.
– Ты здесь с какой миссией?
– Как и у всех – искать Оздоева. Ты не знаешь, где он?
– Не знаю. Но знаю кое-что. Вы не думали, откуда взялась бомба?
Я пожал плечами.
– Знаешь, как уголовники говорят? Пусть лошадь работает, гражданин начальник. Она сильная… Американцы пусть думают.
Вместо ответа, Минкин достал какой-то пакет, протянул мне.
– Что там?
– Фотографии. Будешь в штаб-квартире авиационной разведки, спроси, что они означают?
– Я редко задаю вопрос, если не знаю ответ.
Минкин хмынул.
– На фото объект, использовавшийся в сирийской ядерной программе.
– И?
– В 2008 мы нанесли удар по их исследовательскому реактору, который они намеревались использовать для получения плутония. Все поспешили нас осудить, не исключая, кстати, и вас.
– Кто делает, тот всегда виноват, – сказал я.
– Да, конечно. Я начинаю забывать русский образ жизни.
– Советский.
– Не перебивай. Так вот, сирийцы – как, впрочем, и все остальные, усвоили урок. Они поняли, что ни урановая ни плутониевая классические технологии не годятся для производства бомбы, прежде всего по причине того, что нужно громоздкое и специфическое оборудование. Которое легко отследить, а при необходимости – и разбомбить. Они поняли, что нужно что-то совершенно новое, причем не требующее ни каскадов центрифуг, как в случае с обогащением урана, ни реактора, как в случае с получением плутония.
– Если бы это так было просто, сейчас бы каждая срань мастерила в гараже свою маленькую атомную бомбу.
– Если задача поставлена, то шанс что она будет решена – есть. Если мы считаем, что это невозможно – это не значит, что и в самом деле это невозможно.
– Ближе к делу. Вы считаете, что они достигли успеха?
– Мы точно не знаем. Но у нас есть несколько странных перехватов. Мы расшифровали их, но так и не смогли понять. Говорится о каком-то большом успехе, но каком именно не говорится. А после начала войны тут все перемешалось. Мы несколько раз пытались подобраться ближе к их программе, но успеха не добились. Еще мы знаем, что с началом войны Иран вывез отсюда не только делящиеся материалы, но и несколько физиков-ядерщиков. А тут еще вы иранцам строите Бушер. Вы хоть понимаете, что вы делаете?
– Деньги зарабатываем.
– Торгуя с маньяками.
– Слушай! – не выдержал я. – А вы ухой не объелись, часом?! Америка вам дала статус наибольшего благоприятствования в торговле, а нам – санкции. Поправка Джексона-Веника когда была отменена? В двенадцатом году, когда все евреи, которые того желали – выехали уже сто лет тому назад. Извини, но у нас другого выхода нет; с кем можем, с тем и торгуем. И чем можем, тем и торгуем. Не получится с одной стороны нас сдерживать, а с другой стороны – требовать от нас примерного поведения. У всего есть свои последствия.
Александр, ставший Ароном – не нашелся что ответить.
– Ладно, проехали.
– Что ты хочешь?
– Мы занимаемся тем же, что и вы, тем, что и все. Пытаемся отследить, откуда появилось устройство, и нет ли там еще. Сам понимаешь, это у вас 17 миллионов километров площади, нам же хватит и одного заряда. Ты имеешь право задавать здесь вопросы. Мы – нет. Задай вопрос, объект, изображенный на фотографиях – что это такое? Чем там занимались? А если будет возможность – то и проверь сам.
Я кивнул.
– Хорошо. Но не рассчитывай, что я скажу тебе ответ.