Зовущие небеса (СИ)

Как им удавалось предаваться творчеству, столь разным − писателю и художнице? Примерно так: после совместной молитвы, кстати, весьма благотворной и радостной, они рассредоточивались по рабочим местам − писатель за рабочий стол, художница − за мольберт; каждый зажигал церковную свечу, читал предначинательную молитву, призывал Духа Святого и с замиранием сердца приступал к творчеству.

Бывали, конечно, и падения, и неудачи − как без этого! Случались швыряние скомканных листов в корзину, опрокидывание мольберта с воплями: "Шеф, всё пропало! Гипс снимают, клиент уезжает!.. А-а-а-а! Не держите меня, снимите наручники, выдерните кляп! Все равно ничего не получится!" Ну, а как без эксцессов, когда нервы навыпуск, а душа обнажена − хочешь, бей её, хочешь, прижигай попироской, "художника может обидеть каждый!" Это да... Но в качестве утешения за терпение, сходили с небес и открытия.

К примеру, встает из-за стола уставший от сидения мужчина, разминает ноги в сторону мастерской художницы, не обращая внимания на ворчание творца, заглядывает через плечо на богатеющее с каждым днем полотно, мычит что-то под нос и выбегает из мастерской в кабинет к себе за стол. Там что-то быстро записывает и возвращается к Ане. Молчит, сопит, бормочет что-то невразумительное себе под нос и наконец произносит:

− Простите, мы сами неместные, мы из другой комнаты... Можно задать неприличный вопрос?

− Дай подумаю... Впрочем, если неприличный, то конечно! А то приличные уже приелись.

− Откуда на твоем Короле вместо жестяных доспехов вдруг появился белый капитанский китель, морская фуражка с золотым крабом и этот пижонский кортик? − Игорь обвел пальцем контур портретного мужчины.

На триптихе в центре изображен капитан в белой парадной форме, на левой части − бирюзовая огромная волна, просвеченная ярким тропическим солнцем, на правой − отражение в зеркальном пространстве того же мужчины, только в белой летней рясе, на фоне бело-золотого собора.

− Ну, это как вариант, наверное, − протянула Аня, почесав лоб кончиком ручки кисти. − Просто нравится мне этот образ из детства, вот я его и лелею, кажется... А, вспомнила! То ли в газете, то ли в кино, видела испанского короля. Он как раз был одет в белую морскую форму с белой фуражкой в золотых веточках. Краси-и-ивый! Может, оттуда? Потом прочла стих Ахматовой про сероглазого короля. Каким-то образом, это все срослось в известную тебе цепочку событий и впечатлений... Ну, вот так...

− Ла-а-адно, тогда зайдем с другой стороны, − таинственно прошептал следователь. Сел в кресло, покачал ногой и, задумчиво посмотрев на художницу, спросил: − Скажи, а не было ли в твоем прекрасном девичестве встречи с капитаном в белой парадной униформе?

− Была, вроде, − неуверенно произнесла Аня. − Только сейчас мне кажется, что это было во сне. Слишком уж всё это было идеально, будто девчоночьи мечты воплотились в прекрасную реальность. Впрочем, это продолжалось недолго и, как все хорошее, быстро прошло. А смутные впечатления остались, и я пытаюсь их изобразить.

− Тогда попрошу выслушать мою версию той прекрасной реальности. Готова?

− Не понимаю, причем тут ты и твоя точка зрения? ...Если уж все это было во сне? В моем персональном девичьем сне?

− Так послушай! Был у меня друг юности Герман, из поволжских немцев. Познакомились мы с ним во время путешествия по Золотому кольцу. Он, состоял членом яхтклуба, построил там небольшую яхту, и подрабатывал прогулками под парусом, которые предлагал охочим до приключений туристам. Заодно зарабатывал деньги для клуба, не забывая и о себе. Парень уже тогда отличался предприимчивостью. Ну и как водилось в те времена, мы подружились. Нас обоих пленяла страсть к большой воде − его к речной, меня − к морской. Наши родители подружились, и мы стали в отпуск отдыхать на воде, поочередно, то на морской, то на речной. Как только появилась возможность приватизации, мой Герман оформил в собственность целый двухпалубный корабль, отремонтировал его, набрал команду пиратов и стал судовладельцем и капитаном. А однажды пригласил меня на прогулку по Волге, а я согласился. Тогда, как сейчас говорят, у нас вся печень была впереди. Ну мы, и превратили прогулку в перманентный пир. Какой ужас!..

− Пока мне все нравится, продолжай!