Зовущий из тени (СИ)

Фонарь летит в голову проклятой твари. Орри мчится прочь. Роун бежит следом... нет, отстает! Его топот становится тише, и надо остановиться, повернуть назад, защитить...

- Кештиора, дальше!

Гонит ли вперед приказ или острое чувство опасности: враг настигает, когти вот-вот коснутся лопаток, вцепятся в волосы - остановиться невозможно.

- Лирсли, змеиный глаз добавь! Нет, три штуки. Скорее!

Воздух горчит, воняет какой-то дрянью. Осклизлая земля луга остается позади, а дорога уже не такая скользкая, только лужи кое-где остались. Роун бежит следом, его еще слышно, но обернуться нельзя.

Город. Пустые улицы. Онемевшие собаки. Пение петуха. Дом.

Роуна нет, и теперь это ощущается, как мучительная пустота, как дыра в реальности, как болезнь.

- Дальше, Кештиора.

Дальше... Обычный день, лишенный теперь всякого смысла. Вечерняя вылазка на поиски. Бегство.

Сны.

- Дальше! Кештиора, не смей останавливаться! Ты должна...

Кештиора? Это еще кто?

- Вот свадебный венок для тебя. Я возвращаюсь домой. Ты остаешься.

Глухая стена за спиной. Скользящая по полу тень. Пробуждение - сердце колотится, горло саднит от крика.

- Вылезай ко мне, Орри! Идем, чего покажу.

- Утром покажешь.

- Нет, сейчас.

Ледяные пальцы, до боли стискивающие запястье. Бег на пределе сил. Глиняные фигуры вдоль дороги.

- Тавхоэни, девочка не выдержит! Надо заканчивать.

- Нельзя, Лирсли. Мне жаль.

Чужая комната. Едва теплящийся огонек свечи. Темнота, густая, как грязь, ползущая вверх.

Слова. Непонятно откуда взявшиеся в сознании, но почему-то важные.

- Все, все, отдохни.

Отдохни? Кажется, раньше ее звали как-то иначе.

* * *

Черное, серое, желтое. Словно битые стеклышки. Они складываются в узор, красивый, но от него почему-то накатывает тошнота. Потом орнамент распадается, осколки кружатся, то вспыхивают яркими огоньками, то тускнеют.

Возвращается темнота, и от этого легче, даже дурнота отступает. Но потом стекляшки выныривают из нее вновь, взрываются множеством оттенков, мельтешат, суетятся, выстраивают и тут же разрушают орнаменты.

Эти узоры и есть мир. Только тебя в нем нет. Ты смотришь извне, с бессильным отвращением, но у тебя ни имени, ни памяти - ничего. И непонятно, как ты все это видишь.

Темнота побеждает, окутывает тебя спасительным маревом. А когда осколки вновь начинают свою игру, тебе уже легче. Ты начинаешь различать что-то, вот-вот нащупаешь. Ты уже почти есть, и ты - не часть чужого узора, ты отдельно.

Ты... человек. Ты жив... жива. У тебя есть имя, может быть, ты даже сможешь вспомнить, какое. Надо только еще немного отдохнуть в темноте.

А потом игра огоньков перестает пугать: это просто свет проникает сквозь закрытые веки, и никаких разноцветных орнаментов.

Некоторое время Орри лежит неподвижно, наслаждаясь вернувшимся осознанием себя, ожившей памятью. Потом она открывает глаза.

Знакомая комната, но не ее, другая. Тусклый свет за витражными стеклами, но свечи еще не горят. Значит, вечер. Пасмурный. Или утро?

К горлу внезапно подступают слезы. Опять храм! Почему они не отпустили ее домой? Она хочет к маме, сейчас же!

Орри вскакивает с постели - и тут же падает обратно: голова кружится. А слезы текут по щекам, безудержно, неостановимо. И со слезами уходят остатки сил.

Почему здесь никого нет?

Позвать бы, но во рту пересохло так, что языком не пошевелить. Хочется пить. Наверное, где-то здесь есть кувшин с водой, должен быть, но чтобы найти его, надо приподняться с кровати или хотя бы открыть глаза. А веки слишком тяжелые.

Темнота возвращается, крутится гигантской воронкой, засасывает Орри. Ей невозможно сопротивляться. Да и не хочется.

А потом что-то холодное касается лба, и девочка открывает глаза.

- Жара нет, - озабоченно говорит склонившаяся над ней Лирсли. - Ты помнишь, кто ты?

- Ну... да, - голос вернулся, слабый и хриплый, но говорить все-таки можно. - Что это было? Вы жгли какую-то гадость в чаше... травы всякие. Мне стало плохо.

Жрица не отвечает. Подносит к губам Орри кувшин, придерживает, пока та с жадностью пьет.

- Я как будто вернулась туда, - неуверенно говорит девочка, закончив. - На Нижний луг. В ту ночь, в следующий день.

- Так было нужно, - синие, словно вечернее небо, глаза жрицы смотрят виновато. - Жаль, что пришлось...

- Вы были там со мной, да, тавхоэ? - перебивает ее Орри. - Что же вы меня не защитили?

* * *

Прошло не меньше трех декад прежде, чем Орри смогла встать и пройтись по комнате. Все это время Лирсли навещала больную, но больше никто не появлялся. И родных к девочке не пускали, сколько та ни упрашивала.

Наконец настал день, когда Орри окрепла настолько, что решилась выйти за дверь. Эта часть храма была ей незнакома. Занятия проходили в просторном зале неподалеку от главного входа, и еще Орри знала, как оттуда добраться до библиотеки.