Зовут ее Муза

Из воцарившейся сразу после засыпания предвечной бездны без мыслей, чувств и эмоций меня выдернуло яркое сновидение в удивительный мир, мало чем отличающийся от реального, кроме одной очень важной детали: он был почти лишен выдающихся произведений литературы, поэзии и музыки, так как в его истории существовало очень мало талантливых писателей, поэтов и композиторов. Вот только фокус заключался в том, что я оставался самим собой, а потому прекрасно помнил некоторые известные рассказы, стихи и песни, чем не преминул воспользоваться ради тщеславия и корысти в силу своей мошеннической натуры. Для этого мне надлежало всего лишь с выражением продекламировать запомнившийся стих, в меру своих способностей наиграть или напеть знакомую с детства мелодию и пересказать какую-нибудь известную историю-страшилку с детективным сюжетом, как правило, безбожно ее переиначивая, после чего ничтоже сумняшеся расписаться в собственном авторстве. Вскоре я стал мегапопулярным небожителем, родоначальником стилей и направлений, сумевшим открыть людям, помимо прочего, музыкальные размеры танго и вальса, вследствие чего моя биография еще при жизни оказалась во все энциклопедиях, а также школьных программах. На одном из детских праздников мне захотелось прочесть перед ребятами из начального класса для особо одаренных свое якобы новое стихотворное произведение, которое я кое-как освежил в памяти накануне. После принятия позы доброго наставника и вступительной паузы перед вмиг притихшей аудиторией, зазвучал мой проникновенный голос:

Крошка сын

к отцу пришел,

и спросила кроха:

— Что такое

хорошо

и что такое

плохо?

И вдруг вскочившая со стула рядом с задней партой преподавательница, на которую из-за своего божественного статуса я не обратил внимания, продолжила:

У меня

секретов нет, -

слушайте, детишки, -

папы этого

ответ

помещаю

в книжке.

Казалось, воцарившаяся в помещении класса гробовая тишина вытеснила из него весь воздух. У меня пошла кругом голова, однако превозмогая удушье и стараясь удержаться на ногах, я громогласно обратился к посмевшей перебить меня женщине с бледным благородным лицом и густыми темно-каштановыми волосами:

— Откуда ты знаешь это стихотворение!?

— Была знакома с его автором, — спокойно ответила она, мягко улыбнувшись уголками чувственных губ и блеснув сапфировым взором.

Ребята взорвались дружным смехом и тут же зазвенел школьный звонок, от которого я проснулся. Через пару секунд трель звонка прозвучала вновь, после чего ко мне пришло понимание, что нужно идти открывать входную дверь или хотя бы посмотреть в ее глазок.

— Кого это черт принес? — спросил я испуганным со сна шепотом у лежащей рядом Марии.

В ответ она лишь лениво пожала плечами, как бы указывая своим жестом на откровенную абсурдность самого моего желания осведомиться у нее. С минуту стояла тишина, нарушаемая только усталым жужжанием бьющейся в оконное стекло мухи, но затем раздался характерный звук отпираемого звонка, заставивший меня быстро слезть с дивана и натянуть спортивные штаны. Однако выскочить в прихожую я не успел, так как едва не столкнулся со стремительно ворвавшейся в комнату Алисой, которая, огибая меня процедила сквозь зубы «привет», после чего подошла к книжному стеллажу.

Я, конечно, знал о наличии у нее ключей от моей квартиры, но ни разу об этом не вспомнил после нашего скандала. Алиса распространяла вокруг себя аромат незнакомого мне ранее парфюма, а блестящие свежевыкрашенные волосы были уложены в новую элегантную прическу. Я совсем не удивился такой перемене, потому что за полтора года совместной жизни хорошо изучил повадки своей подруги, обязательно меняющей какую-нибудь деталь своей внешности после каждой серьезной ссоры или неприятного разговора на повышенных тонах.

— Медицинский полис надо забрать и еще кое-какие бумаги, — заявила она, усаживаясь с папкой для документов в кресло напротив дивана.

По идее, мне следовало ей напомнить о существовании телефонной связи, при помощи которой несложно заранее договориться о встрече и исключить столь неожиданные визиты. Однако, когда я взглянул на обнаженную Марию, не соизволившую даже прикрыться сбитым в сторону одеялом и продолжающую как ни в чем не бывало лежать с небрежно раскинутыми ногами в двух шагах от Алисы, уже найденные слова застряли в горле. Лучи полуденного солнца падали точно на диван через зазор между шторами, отчего голое тело казалось выхваченным светом театральных софитов из уютного полумрака гостиной.

— Это не то, о чем ты подумала! — вырвалась у меня глупейшая киношная фраза.