Зрячий

— День и ночь, жар и холод, белое и черное, плюс и минус. Мужское и женское. В математике при сложении плюса с минусом получается ноль, а в жизни — рождается что-то третье, новое. Вернее, кто-то. Это простые вещи, сама жизнь, и ее не изменишь параграфом инструкции. В стародавние времена жила на востоке танцовщица Лейла. Она обладала чудесным даром. При помощи обольщения — а для этого она использовала танцы — могла изменять судьбы народов, переиначивать ход истории. Вынуждала владыку принимать необходимые решения. Она в совершенстве знала правила древней как мир игры и владела языком общения мужчины с женщиной. Соитие — лишь физиологический акт, где на первом месте гормоны. А игра — это нечто совсем другое. Вот тут есть место танцу. Так неужели я не могу применить нечто подобное для изменения линии судьбы?

— Ты танцуешь? — растерянно спросил я.

— Нет, — рассмеялась Венера, — но я тоже знаю правила игры. Я должна почувствовать партнера, представить его себе, слиться с ним. И я умею переводить внутреннее состояние в образ танца. Результат один и тот же.

— Лейла завоевала мир руками владык?

— Если бы это свершилось, жили бы мы сейчас при матриархате. Увы, везде властвуют мужчины. Но мы, женщины, знаем, как свою слабость превращать в силу, а вашу мужскую силу — в слабость. Танец, скажу тебе по секрету, должен быть эротичным. Не важно, существует он во внешнем проявлении или во внутреннем состоянии танцовщицы. Главное — поманить, вызвать движение к себе. В этот момент человек распахивается. На этом основаны многие эротические техники древности — управлять через слияние. Это вам, мужчинам, кажется, что вы выбираете женщину. На самом деле всё как раз наоборот…

— Ну да, — тихо проговорил я. — Элколкост танцем отпугивал от пещеры врагов. Ты обещанием любви приманиваешь клиентов. И был кто-то еще, кто считал, что танец, бой и любовь — три грани одного процесса. Танцем можно убивать, любовью — воевать, а войну превращаться в любовный танец. Когда же созидать?..

Какой-то миг Венера еще улыбалась, а потом улыбка ее угасла, как свечка под порывом ветра.

— Не знаю, Зрячий…

Вслед за улыбкой угасла и беседа. Венера сделалась задумчивой и печальной, рассеянно докурила папиросу, допила одним глотком свой необычный чай.

— Пока, Мартин… — Ее пышная фигура в несуразном индейском платье растаяла за дверью.

Значит, всё правильно. Венера знала Ворона и не забыла его. Сказанные когда-то слова запали в душу, и сегодня она пользуется одним из принципов друга юности. Может, даже сама не понимая этого до конца. И опять древние сказки, теперь о танцовщице Лейле. А за сказками — действенный метод работы, использование для финта особого внутреннего состояния — состояния танца. Как уж там она это проделывает, не знаю, да и не столь это важно, результаты у Венеры вполне на уровне. Но вот для Ворона этот путь вряд ли был приемлем. Тот любил оружие, любил драку, схватку. Обожал клинки. Но и про танцы упоминал, и про любовь… Триединство процесса… Есть над чем подумать.

Поняв, что начальства сегодня не дождаться и в отделе мне больше делать нечего, я ушел.

* * *

Покинув Агентство, я решил посвятить вечер изучению холодного оружия. Вспомнил лавку, где можно купить нужные книжки, а по пути решил зайти перекусить. Рядом расположилось чудное местечко под названием «Blue café», воспетое популярным артистом. В заведении тихо, прилично и кормят вкусно. Небольшой уютный зал на полдюжины столиков, пятачок для танцев посередине и струнный квартет. Состав музыкантов постоянный: две девушки-скрипачки, брюнетка и блондинка, обе хорошенькие; пожилой альт во фраке и с гривой седеющих волос (мне почему-то кажется, что он руководитель) и улыбчивый молодой виолончелист.

Девушки в коротких темных платьях не стоят на месте: приплясывают, выходят в зал и общаются с посетителями. Классическую музыку здесь играют редко, чаще народные песенки, переложенные для струнных инструментов, попурри из модных мелодий и оперетт. Всё это создает приятную и непринужденную атмосферу.

Я зашел — колокольчик на двери мелодично звякнул — и занял столик у входа так, чтобы лучше видеть оркестр. Свежекупленый глянцевый каталог положил рядом.

Посетителей было немного. В дальнем углу зала справа сидели четверо студентов: куртки с нашивками Университета, потертые синие штаны, какие в моде у нынешней молодежи, и ботинки на толстой подошве. На столе возвышались две большие бутыли красного вина: видно, ребята что-то праздновали. Одна бутыль была уже наполовину пуста.

Слева от меня расположилась парочка: молодой, приличного вида человек угощал мороженым свою барышню с внешностью институтки.

Чуть дальше приютилась благообразная старушка — старомодная шляпка с искусственными цветами, платье в оборочках. На столе зонтик и крохотная сумочка, какие были в ходу, наверное, полвека назад. Старушка чинно лакомилась пирожным, которые здесь делали на редкость вкусными.