«Это ирония судьбы, – говорит один из профессоров, – что именно в университете Галлоде никогда не было глухого президента. Практически каждый негритянский колледж имеет черного президента, что свидетельствует о том, что там черные управляют сами собой. В каждом женском колледже президент – женщина, как свидетельство того, что женщины способны руководить. Давно настала пора, чтобы Галлоде тоже имел глухого президента, как свидетельство того, что глухие могут управлять собой».
Я отвлекаюсь, рассеянно оглядываю сцену: здесь тысячи людей, каждый из них – отдельная личность, но эти личности объединены общим чувством. После выступлений объявляется часовой перерыв. Представители студентов отправляются на встречу с конгрессменами. Оставшиеся разложили на траве принесенные с собой завтраки и уселись на обширной площади перед Капитолием, оживленно переговариваясь, точнее, жестикулируя. И это показалось мне, как и всем, кто пришел сюда или оказался случайным свидетелем, самым чудесным зрелищем на свете. Здесь свободно и публично, на глазах у всех изъясняются языком жестов больше тысячи человек – не тайно, дома или в помещениях университета, а открыто, не задумываясь и красиво – перед правительственным зданием.
В прессе появился отчет обо всех речах, но самое главное все же осталось за кадром. Сообщения корреспондентов не смогли донести до читающего мира это зрелище, исполненное жизни, этой здоровой, отнюдь не инвалидной жизни глухих. Я не спеша прохожу сквозь толпу людей, говорящих жестами, беседующих друг с другом за бутербродами и стаканами с газированной водой под окнами Капитолия, и вспоминаю слова одного ученика Калифорнийской школы для глухих, выступавшего по телевидению (он говорил на языке жестов):
«Мы – уникальный народ, обладающий собственной культурой и собственным языком – американским языком жестов, который совсем недавно был признан настоящим языком; и это выделяет нас из мира слышащих».
От Капитолия я возвращаюсь вместе с Бобом Джонсоном. Сам я всегда стараюсь быть аполитичным, и мне трудно даже оценить политическую лексику, не говоря уже о том, чтобы пользоваться ею самому. Боб, один из первых лингвистов, занявшихся изучением языка жестов, говорит:
«Это и в самом деле замечательно, потому что, сколько я знаю глухих, они всегда были пассивными и принимали то отношение, какое проявляли к ним слышащие. Я видел, что они хотели, или делали вид, что хотели быть вечными «клиентами», хотя в действительности они всегда были способны сами вершить свою судьбу. Но теперь все сместилось в их осознании того, что значит быть глухим в нашем мире, что значит брать на себя ответственность за свою жизнь. Иллюзия того, что глухие беспомощны, рассеялась как дым, а это означает, что отныне для них все может разительно перемениться, весь ход вещей. Я настроен очень оптимистично и заранее радуюсь тому, что увижу, возможно, уже через несколько лет».
«Мне не совсем понятно, что ты имеешь в виду под словом “клиенты”», – сказал я.