Зуб акулы

— Ты же знаешь… никто из нас не доживает до тридцати лет!

— А разве это мало, Хусейн?

— Значит, мне осталось ещё лет семь, — сказал Хусейн. — Эх, может быть, и не мало! — с горечью вздохнул он и, закинув за шею руки, растянулся на куче губок. — Вот заработаю деньги и брошу эту работу! — уже успокаивая самого себя, произнёс он.

Али долго не мог заснуть от радости.

Поэтому они сегодня и проспали. И Али не хотел будить уснувшего в лодке Хусейна, один грёб более двух часов, хотя ему всё чаще и чаще приходилось делать передышки.

«Какой он хороший! — думал Али, смотря на красивое тёмно-бронзовое лицо Хусейна. — Другие, когда напиваются, дерутся, а он приносит подарки и ласкает».

Чувство нежности к брату сжало сердце Али.

Он с таким усердием начал отгонять от него мух, что случайно задел Хусейна ногой.

— Почему раньше не разбудил меня? — сказал Хусейн и, отобрав у брата вёсла, начал грести с такой силой, что казалось, у лодки выросли крылья.

Их вчерашнее место ловли было уже занято другими. Пришлось плыть дальше.

Хусейн нервничал, что с ним случалось очень редко. Он всматривался в синевато-голубую воду, проверял положение лодки, ориентируясь по каким-то только ему известным приметам, но всё не находил удобного для ловли места.

Наконец, бросив привязанные к уключинам вёсла, Хусейн начал готовиться. Проверил, свободно ли вылезает из ножен такой же, как у Али, нож, привязал к поясу мешок и, поморщившись, заткнул уши шариками из воска. Потом сел, перекинув одну ногу за борт, и Али с трудом подал ему большой камень, перевязанный верёвкой. Прижав камень к животу, Хусейн несколько раз глубоко вздохнул, перекинул через борт вторую ногу, в последний раз набрал полную грудь воздуха, скользнул в воду и, почти не подняв брызг, скрылся.

Али держал верёвку на весу, помогая ей разматываться. Верёвка опускалась в воду всё медленнее и наконец остановилась. Вот последовали два условных рывка. Али начал вытаскивать камень, казавшийся в воде совсем лёгким. Наконец в нескольких метрах от лодки появилась голова Хусейна, и Али поплыл к нему.

Уцепившись руками за борт лодки, Хусейн отдыхал. Глаза у него были красные, налившиеся кровью, а на лбу, словно синие змейки, вздулись вены.

Али ни о чём не спрашивал, зная, что Хусейн всё равно не услышит, но посмотрел на мешок — он был пуст.

Нырнув во второй раз, Хусейн достал несколько мелких губок и недовольно покачал головой.

Потом они много раз меняли место лова, но всё неудачно. За мелкие губки, которые лежали в лодке, господин Ренар не заплатит почти ничего.

Наступил полдень. Хусейн всё нырял и нырял, а маленькая кучка губок на дне лодки не увеличивалась.

Наконец, тяжело дыша от усталости, он влез в лодку.

— Поедим, а потом пойдём вот туда, — Хусейн показал в сторону далеко уходящей в море косы. — Там глубже, будет труднее, но…

Али достал из-под сиденья испечённые на кизяке ячменные лепёшки, завёрнутые в тряпочку маслины и сделанный из выдолбленной тыквы кувшин с водой.

— Хусейн, там очень глубоко! Останемся здесь, и я буду тоже нырять. Ведь ты знаешь, мало кто плавает лучше меня! — жуя сухую лепёшку, начал уговаривать брата Али.

— Ты плаваешь как рыба, но, для того чтобы нырять на такую глубину, ты ещё молод, лёгкие не выдержат. А потом… — вдруг рассердился Хусейн, — мы же договорились: ты никогда не будешь искателем губок, никогда, понимаешь!

Али, перестав есть, угрюмо рассматривал лезвие своего ножа.

— Я подарил тебе нож только с этим условием! — смягчился Хусейн. — Вот заработаем денег, продадим лодку — и домой!.. А теперь нам надо достать побольше хороших губок, — улыбнулся он.

Глубина защищённого косой залива не превышала двенадцати метров. Дно было песчаное, и осьминоги тут не водились. А ядовитых медуз братья не боялись — прикосновение к ним не было смертельным.

А там, куда направлялась теперь лодка, было намного глубже. В каменистых расщелинах прибрежной косы жили осьминоги. Сюда заплывали и акулы. Они двигались вслед за проходившими невдалеке пароходами в надежде поживиться отбросами. Но зато там должны были быть никем не тронутые заросли губок.

Хусейн остановил лодку, достал из-под сиденья мешочек, вынул из него расщеплённую с одной стороны палочку, зажал ею себе нос, заложил в уши воск и, держа у живота камень, исчез под водой.

Али отпускал верёвку, считая развёртывающиеся круги. Так он определял глубину, на которой находился брат: двенадцать, тринадцать метров… восемнадцать, девятнадцать… Верёвка медленнее, но всё ещё опускалась в воду. Но вот два условных рывка — и Али начал вытягивать камень. Когда Али подогнал лодку к вынырнувшему довольно далеко Хусейну и тот уцепился за борт, мальчику показалось, что брат сразу состарился, — такой у него был измученный вид.

Но зато какой улов! Мешок был наполнен большими, прекрасными губками.

Хусейн не стал подниматься в лодку. Передохнув, снова нырнул — и на этот раз улов оказался не хуже.