Зуб кобры

— Во всяком случае, статья не может служить веским доказательством для какого бы то ни было заявления, особенно официального, — поспешно добавил я.

— Выступать с официальным заявлением пока еще рано, — сказал председатель Совета ОСО, задумчиво глядя на полированную поверхность стола.

— Именно поэтому мы и вызвали тебя! — вставил Громов, и глаза его снова заблестели; взгляд стал твердым. — Тебе придется вылететь в Сообщество незамедлительно и любой ценой добыть официальные документы, подтверждающие наши опасения!

Я даже привстал от неожиданности. Не давая мне опомниться, в разговор снова вступил Менгеша:

— Иван Вениаминович предложил вашу кандидатуру как самую подходящую, и я не стал возражать. Признаться, я много наслышан о вас хорошего. — Он дружелюбно улыбнулся мне.

Я моргал глазами. Вот это да! Невнятно проговорил:

— Иван Вениаминович!..

— Влад! — Громов положил руку мне на плечо. Взгляд его стал необычно жестким. — Не мне тебе объяснять всю важность этого задания. На карту поставлена судьба Трудового Братства — жизни многих миллионов и миллионов людей! Будут ли они живы и счастливы завтра, зависит теперь от нас с тобой… — Он помолчал. — Посуди сам, кроме тебя послать мне сейчас некого. Только ты один сможешь проделать все с ювелирной точностью. Языком Сообщества ты владеешь в совершенстве, профессиональная подготовка у тебя — высший класс!

Громов покосился на Менгешу и уже более мягко добавил:

— Надо, Влад! Понимаю, что не вправе приказывать тебе сейчас, но надо! — Он улыбнулся, и лицо его сразу стало добрым и немного жалобным.

— Сколько времени вам понадобится на подготовку? — вмешался Менгеша.

— Неделя! — подумав, сказал я.

На лице Менгеши появилась детская обида. Он посмотрел на Громова.

— Три дня! — спокойно сказал тот, глядя мне в глаза. — День на изучение всех необходимых материалов, день на инструктаж и день — проститься с родственниками.

Громов подошел к столу, достал из ящика несколько кремниевых дисков-мемонограмм, протянул их мне:

— Вот. Это материалы по «Хартумскому конфликту» — все, что может понадобиться тебе. Остальное найдешь в библиотеке Совета или запросишь в Информационном Центре Трудового Братства.

Я взял мемонограммы, повертел их в руках.

— Когда хочешь начать? — лицо Громова снова стало добрым и чуточку растерянным.

Я пожал плечами.

— Прямо сейчас.

— Добро! — Громов кивнул. — Последние инструкции получишь лично от меня перед самым отлетом… — Он оглянулся, словно искал что-то глазами. Снова посмотрел на меня. — Ну, ладно. Иди!

Я взглянул на него и впервые увидел, как он сильно постарел за последние два года: волосы совсем седые; в уголках глаз скрылось множество морщин; глубокие складки легли на щеках. Мне стало невыносимо жалко его. Отдавая всего себя работе, он не мог даже обновить свой организм, чтобы вернуть ему ушедшую молодость, — на это у него просто не оставалось времени! А ведь ему уже далеко за сто.

Не желая выдавать своих чувств, я встал и поспешил уйти.

* * *

Читальный зал библиотеки Совета ОСО был полон народа. Длинные стеллажи с визиозаписями и старыми книгами протянулись вдоль стен, а между ними были расставлены небольшие столики для посетителей с информационными дисплеями. Хрустально-прозрачный потолок зала не задерживал солнечного света, и могучий поток его обрушивался сверху на головы многочисленных читателей. Бесшумно работали кондиционеры, вызывая заметное движение воздуха.

Я огляделся и, выбрав столик у одного из стеллажей, уселся в глубокое кресло, положив пальцы на кнопки клавиатуры. Странно, но почему-то несколько минут я не решался заглянуть в содержимое мемонограмм, отданных мне Громовым, словно боялся скрытых в них документов. Сидел, подперев кулаками голову, и смотрел на серую поверхность экрана дисплея, хранившую таинственное молчание. Наконец, пересилив себя, вставил одну из мемонограмм в приемное устройство и щелкнул клавишей пуска. Внутри оказалось несколько стереоснимков, подшивка печатных газет, издававшихся в Сообществе, и страницы печатного текста. Пропустив фотографии и газеты, я принялся изучать документы.

Это был протокол следственной комиссии от 26 августа 646 года Мирового Воссоединения. Комиссия изучала обстоятельства гибели патрульного «Икс-43». В качестве свидетелей были вызваны пилоты патрульных «Икс-41» и «Икс-42»: Эд Руцкий и Иан Сайко. Как указывалось в пояснительной записке, Иан Сайко, на момент работы комиссии, находился в сильном депрессивном состоянии и не мог полностью отвечать за свои поступки. Поэтому показания давал только Руцкий.