К знакомому с детства ощущению сладости присоединились десятки привкусов. Джек смог бы описать историю этих крупинок: сахар перевозился в джутовом мешке, невдалеке от табака и сельди, затем хранился в медном или латунном сосуде. К сахару прикасалась рука мистера Харвуда, – да, Джек явственно чувствовал этот запах!
Это выходило за пределы возможного. Петерсона бил озноб. Инженер действительно находился в состоянии, близком к помешательству, однако не сделал ни малейшей попытки освободиться от «радиошлема». Он с жадностью ринулся в исследования, заново открывая мир, казавшийся ранее испытанным я изученным полностью. Звуки… О, все пространство было наполнено звуками! Джек слышал, как где-то в углу ползет какая-то крошечная букашка; оглушительно тикали карманные часы; сквозь закрытое окно или, может быть, даже через стены откуда-то долетали неторопливые грузные шаги; в каком-то из потаенных уголков джунглей зарычал хищник. А вот, пробиваясь сквозь хаос звуков, явственно донесся характерный шум морского прибоя… Как это могло случиться? Ведь до моря отсюда не менее сорока миль?!
Можно было бы растеряться в этом хаосе звуков, если бы Петерсон не приобрел способности легко концентрировать свое внимание на одном из них. Как в настраиваемом приемнике, в его уши врывались шорохи, писки, возгласы, а он все пропускал их, желая услышать еще что-то, более интересное. А, вот оно!
Ласковый девичий голос, – странно знакомый и одновременно никогда не слышанный ранее, – произнес:
– Ну, мой милый «Властелин мира», рассказывайте!
Ей ответил Харвуд:
– Хорошо, Бетси… Но раньше я покажу вам кое-что.
Пойдемте ко мне в лабораторию.
Джек Петерсон испуганно вскочил с кресла. От его резкого движения интегратор расстроился. Ярко-зеленые линии на экране расползлись в разные стороны. Мгновенно погасло серебристо-пепельное сияние окружающих предметов. Затихли звуки. Исчезли запахи.
За окном монотонно шумел дождь. В удушливой темноте плавали густые испарения болот.
Глава IV
Один в море
Глухо, протяжно кричал тонущий теплоход. Завывала авральная сирена. Надрывались электрические звонки. Это была страшная минута, когда и человеку хотелось закричать во весь голос…
Но ничего этого Миша Лымарь не слышал.
Утомленный предыдущими бессонными ночами, он уснул мертвым сном здорового молодого человека в тот миг, когда тело коснулось постели.
Торпеда взорвалась под его каютой, разворотила борт, выбросила прочь спящего и лишь благодаря счастливому случаю не накрыла обломком деревянной переборки.
Михаил пришел в себя уже в воде. Его руки судорожно сжимали какой-то кусок дерева, в голове звенело, во рту было полно чего-то соленого и липкого. Он попытался крикнуть, но не смог выдавить из себя ни звука. Тогда, еще не способный соображать, он, подсознательно борясь за жизнь, устроился на доске удобнее, начал грести куда-то в сторону, чтобы не угодить под корабль, и затем впал в странное полузабытье. Окончательно он опомнился лишь когда через него с плеском перекатилась волна.
Невдалеке очень медленно проплывала подводная лодка. На ее мостике стояло несколько человек.
Лымарь забыл о событиях минувшего вечера. Он не мог бы даже предположить, что именно эта субмарина торпедировала «Игарку». Да, собственно, и некогда было раздумывать что к чему.
– Помогите! – крикнул радист. Однако из его груди вырвалось лишь приглушенное хрипение.
Язык еще отказывался ему служить, но силы постепенно восстанавливались, Лымарь это чувствовал. Поэтому он решил покинуть спасительную доску и поплыл к подводной лодке. Ему удалось ухватиться за какой-то трос – вероятно, за антенну.
Держась за провод, он пополз к мостику. Тут его заметили. Но вместо того, чтобы помочь подняться, кто-то грубо навалился на него, заламывая ему руки за спину.
Случись подобное в иную минуту – солоно пришлось бы таким «спасителям»! Лымарь мог шутя справиться с двумя или тремя. Даже сейчас, обессиленный, он вскипел, вырвался, сразмаху ударил кого-то ногой. Тот с проклятьем полетел в воду. А на Михаила набросились уже несколько человек, скрутили, связали и потащили в подводную лодку. В тесной боевой рубке его то ли нечаянно, то ли нарочно так стукнули головой об острый металлический косяк, что он вновь – и, вероятно, надолго – потерял сознание.
Подводная лодка, видимо, лежала на дне моря, ибо моторы не работали и болтанки не чувствовалось.
Лымарь дернулся, тряхнул головой, однако шум в ушах не исчез и перед глазами еще стояла мелкая розовая сетка. Он попытался шевельнуть руками, но они были связаны за спиной. Нельзя было даже выпрямиться: ноги упирались в узкую металлическую дверь.