Зубы дракона. «Властелин мира»

Пятнадцать минут… Что можно сделать за этот незначительный отрезок времени?.. Выкурить две папиросы. Выпить кружку пива в каком-либо буфете. Поговорить с молодой красивой девушкой… Вот и все. И не жаль этих минут, потому что за ними будут и будут часы, дни, недели, месяцы… Но если пятнадцать минут последние в жизни, то они приобретают совсем иной смысл.

Тридцать один год прожил на белом свете Михаил Лымарь. Воевал. Работал. Не сделал ничего необыкновенного, выдающегося. И вот теперь должен уйти из жизни, исчезнуть, как исчезает след парохода на поверхности моря. И это больше всего угнетало Михаила.

Ах, как много времени было ухлопано на бильярд. Как часто вместо того, чтобы посидеть за учебником, он с друзьями «заколачивал козла» так, что косточки домино разлетались вдребезги!.. Не успел даже влюбиться, – вот так, все искал лучшей… А о своих юношеских мечтах и забыл…

Давно, еще в техникуме, Михаилу кто-то объяснил, что человеческий мозг, подобно радиостанции, излучает радиоволны. И взбрела ему тогда на ум идея построить такой приемник, чтобы с его помощью читать человеческие мысли.

Преподаватель физики дружески осмеял этот проект, зато однажды предложил своему пытливому ученику сходить в институт экспериментальной физиологии.

И вот там шестнадцатилетний Миша Лымарь и увидел энцефалограф – прибор для записи биотоков мозга.

В небольшую, экранированную толстыми листами свинца камеру вошел какой-то юноша. На его голову надели упругий обруч с несколькими графитными стержнями. От стержней через стены камеры к энцефалографу тянулся чешуйчатый металлический провод.

Дверь камеры закрылась. Прошло несколько минут. И вот на экране прибора, немного похожего на телевизор, появилась ярко-зеленая шевелящаяся линия. Вначале каждый из ее выступов выплясывал, рассыпаясь на множество более мелких и тонких, но постепенно движение линии начало замедляться, изгибы становились ступенчатыми, приобретали вполне определенную, постоянную форму.

– Это так называемые «альфа-ритмы», – объяснил профессор. – То есть электромагнитное излучение мозга этого юноши в спокойном состоянии. Юноша может при обрести новые знания, изменить профессию, состариться, стать совсем непохожим на самого себя внешне, но «альфа-ритмы» останутся для него неизменными на протяжении всей его жизни. Это, если хотите, паспорт мозга, и паспорт такой, которого подделать невозможно.

Михаил был настолько поражен, что не мог произнести ни слова. А профессор, пристраивая к прибору киноаппарат, объяснял дальше:

– Сейчас мы сфотографируем колебательные процессы, происходящие в мозгу при разных условиях. На киноленте мы получим так называемую «энцефалограмму»… Обратите внимание: я даю подопытному определенное задание.

Профессор снял крышку с переговорной трубки и произнес четко, раздельно:

– Помножьте двенадцать на восемь!

О чудо! На экране прибора вмиг нарушился плавный ход «альфа-ритмов». Подскочили вверх острые языки, задрожали, рассыпались на более мелкие, побежали вперед, а на смену им приходили все новые и новые – беспокойные, причудливые.

– Девяносто шесть! – послышался из переговорной трубки приглушенный голос юноши. Выступы на линии начали спадать, ее движение замедлялось.

– Сколько вам лет?

– Двадцать!

И вновь по экрану пробежала волна, однако уже иной формы, с иным размахом.

Профессор продолжал задавать вопросы, включал и выключал свет, звонки разного тона, требовал представить то или иное, петь, читать, решать задачи… И все это отражалось на экране своеобразным, неповторимым и необъяснимым движением зеленой линии.

– Так вот друг, – серьезно сказал профессор Мише, когда сеанс закончился. – Видишь, какое это серьезное дело – изучение человеческого мозга?

– Вижу.

Вот и все, что мог ответить потрясенный Миша. Он столкнулся со сказкой наяву, с чем-то величественным в своей загадочности и поклялся в тот день, что добьется своей цели и раскроет все тайны человеческого мышления. Ах, как это было давно!.. Вспыхнула война. Безусым юнцом ушел Миша на фронт. А после войны сразу же пришлось работать. Развеялись мечты, заслонило их иное, – может быть, даже несущественное, второстепенное. Вероятно, и не вспомнил бы о них Лымарь уже никогда, если бы не пришлось подводить баланс на тридцать втором году своей жизни. А теперь уже поздно. Поздно мечтать об аппарате для записывания мыслей, – тут хотя бы написать несколько слов о том, что Михаил Лымарь погиб, но не изменил своей Родине.

– Ну, так что? – послышался въедливый голосок.

– Катись к чертям, что ли! – с подчеркнутым без различием ответил Лымарь и отвернулся к стене.

– Хорошо… хорошо… Заберите его!

Один из матросов освободил Михаилу ноги и помог ему подняться, другой – с автоматом в руках – подтолкнул: иди, мол.

Загудели моторы. Вероятно, субмарина всплывала на поверхность.

Минуты две пришлось ожидать в рубке перед люком. Но вот он открылся, и в подводную лодку ворвался легкий ветерок.