Зуи перебил ее.
— Ошибаешься, — сказал он, поворачивая к ней покрытое пеной лицо. — Ты ошибаешься. Не в том дело. Я тебе говорил еще вчера вечером. То, что творится с Фрэнни, не имеет ни малейшего отношения к разным вероисповеданиям. — Он сполоснул бритву и продолжал бриться. — Уж ты поверь мне на слово, пожалуйста.
Миссис Гласс требовательно смотрела на него сбоку, словно ждала, что он еще что-то скажет, но он молчал. Наконец она со вздохом сказала:
— Я бы на минутку успокоилась, если бы мне удалось хотя бы вытащить у нее из постели этого жуткого Блумберга. Это даже негигиенично. — Она затянулась. — И я не представляю, как быть с малярами. Они вот-вот закончат ее комнату и начнут грызть удила от нетерпения и рваться в гостиную.
— А знаешь, ведь я единственный во всем семействе не мучаюсь никакими проблемами, — сказал Зуи. — А почему, знаешь? Потому, что если мне взгрустнется или я чего-то «никак не пойму», что я делаю? Я собираю маленькое заседание в ванной комнате — и мы общими силами разбираемся в этом вопросе, и все в порядке.
Миссис Гласс чуть не позволила отвлечь себя изложением нового метода решения проблем, но в этот день она была неприступна для шуток. Она некоторое время смотрела на Зуи, и у нее в глазах стало проступать новое выражение: решительное, хитрое, чуть безнадежное.
— Видишь ли, я не так глупа, как тебе кажется, молодой человек, — сказала она. — Вы все такие скрытные, дети. Но так уж получилось, если хочешь знать, что мне известно про все ваши секреты гораздо больше, чем вы думаете.
Чтобы придать вес своим словам, она сжала губы и стряхнула воображаемый пепел с подола своего кимоно.
— Если хочешь знать, мне известно, что эта маленькая книжонка, которую она таскает за собой по всему дому, и есть корень зла.
Зуи обернулся и взглянул на нее. Он улыбался.
— А как ты до этого додумалась?
— Можешь не ломать себе голову, как я до этого додумалась, — сказала миссис Гласс. — Если хочешь знать, Лейн звонил сюда уже несколько раз. Он ужасно беспокоится за Фрэнни.
— Это еще что за птица? — спросил Зуи. Он сполоснул бритву.
Это явно был вопрос еще очень молодого человека, которому иногда вдруг не хочется признаваться, что он знает кого-то по имени.
— Ты прекрасно знаешь, молодой человек, кто это такой, — сказала миссис Гласс, подчеркивая каждое слово. — Лейн Кутель. Уже целый год как он ухаживает за Фрэнни. Насколько мне известно, ты видел его не раз и не два, так что не притворяйся, будто не знаешь, что он — кавалер Фрэнни.
Зуи от всего сердца расхохотался, как будто ему доставляло живейшее удовольствие разоблачение любого притворства, в том числе и его собственного. Он продолжал бриться, ужасно довольный.
— Надо говорить не «кавалер» Фрэнни, а «приятель» Фрэнни. Почему ты так несовременна, Бесси? Ну почему? А?
— Пусть тебя не волнует, отчего я так несовременна. Может быть, тебе интересно узнать, что он звонил сюда пять или шесть раз и два раза сегодня утром, — ты еще и встать не успел. Он очень милый, и он ужасно беспокоится и огорчается из-за Фрэнни.
— Не то что некоторые, да? Конечно, не хочу разбивать твои иллюзии, но я провел с ним несколько часов, и он вовсе не милый. Просто лицемер-обаяшка. Кстати, тут кто-то брил свои подмышки или свои треклятые ноги моей бритвой. Или ронял ее. Колодка совсем…
— Никто вашу бритву не трогал, молодой человек. А почему это он лицемер-обаяшка, можно спросить?
— Почему? Такой уж он получился, и все. Может быть, потому, что это выгодно. Послушай. Если он вообще беспокоится за Фрэнни, то, могу поспорить, по самым ничтожным причинам. Может, он беспокоится, потому что ему не хотелось уходить с того дурацкого футбольного матча во время игры, — может, он беспокоится, потому что не сумел скрыть свое недовольство и знает, что у Фрэнни хватит ума это понять. Я себе точно представляю, как этот щенок сажает ее в такси, потом в поезд и потом всю дорогу прикидывает, как бы успеть вернуться до конца тайма.
— Ох, с тобой невозможно разговаривать! То есть абсолютно невозможно! Не понимаю, зачем я это затеяла, просто не понимаю. Ты — вылитый Бадди. Ты уверен, что все всё делают по каким-то особым причинам. Ты не веришь, что кто-то может позвонить кому-то без каких-нибудь гадких, эгоистических поводов.
— Именно так — в девяти случаях из десяти. И этот фрукт Лейн не исключение, можешь быть уверена. Слушай, я говорил с ним двадцать пропащих минут как-то вечером, пока Фрэнни одевалась, и я говорю, что он дутая пустышка.
Он задумался. Бритва застыла в его руке.