Зульфагар. Меч халифа

Вот только не дано простым смертным услышать этот голос и эти мысли, адресованные им с того света… Ясно только, что те, кто шли сейчас к гробу Михаила, как, впрочем, и сам он, отнюдь не склонились перед властью его величества Золотого тельца. Какой уж тут, право, золотой телец, на этой нищенской получке… И друзей, братство они не продавали. Не оттого ли взор его печален?..

Они все вместе вышли на улицу и сразу разбились на отдельные группки — по отделам. Вся стоянка по Фуркасовскому переулку была плотно забита транспортом, в основном служебным, в том числе и ритуальными автобусами.

— Тягостная процедура, — пробормотал Анатолий.

Ему никто не ответил. Что тут отвечать, в самом деле…

И без того неширокая улица Большая Лубянка на период прощания с погибшим стала еще уже. Тесный тротуар не в силах был вместить огромную, все прибывающую, толпу сотрудников ФСБ, пришедших проститься с погибшим товарищем, а потому часть мостовой отгородили специальными заборчиками. Гроб был по традиции выставлен на специальном постаменте в зале клуба, расположенного здесь. Офицеры и прапорщики охраны, в отличие от остальных сотрудников службы безопасности, были в форме с васильковыми просветами и окантовкой на погонах и фуражках, регулировали проход внутрь. Прощание с погибшим — единственный случай, когда внутрь этого помещения можно попасть, не предъявляя удостоверение; оно и понятно, кто ж из посторонних сюда на такое мероприятие заявится… Хотя, конечно, лучше бы таких случаев было поменьше…

Рядом с входом в клуб раз за разом открывалась дверь в расположенный здесь магазин «Седьмой континент». Магазин богатый, дорогой, пришедшим проститься с товарищем сотрудникам не больно-то по карману… Вот и посматривали они друг на друга неприязненно: толпившиеся перед входом в клуб — и протискивавшиеся с тележками, набитыми деликатесами, к своим припаркованным иномаркам. Извечный антагонизм людей, которые разделились по кардинальному признаку: одни знают, что любой из них, выполняя приказ командования и действуя в интересах государства и народа, легко и просто может оказаться на месте человека, с которым ныне он пришел проститься — другие легко и просто делают деньги, зная, что ни сами, ни их дети никогда в «горячую точку», на которой они эти самые деньги делают, не попадут, и которым эти непонятные люди, которые служат государству, которое их может послать в «горячую точку», сейчас мешают проходу к иномаркам. Вот такая вот сложная словесная эквилибристика.

…Подошла очередь пройти внутрь сотрудникам ЦОС.

В просторном фойе клуба сумрачно и торжественно. С колонны опять смотрит Соломатов. Портрет переснят из личного дела, а потому Михаил совершенно не похож на себя — слишком зажат и напряжен; и почему это на прощальных мероприятиях положено вывешивать такие неестественные статичные фотки… На груди парадного мундира — несколько медалей… Были бы они у него на груди тогда, в тот роковой день, может, и остановили бы, отразили какую-нибудь одну, быть может, самую роковую, пулю… Под портретом сухое описание: «Родился… Закончил… Проявлял… Дисциплинированный и инициативный… Будучи в служебной командировке на Северном Кавказе… Выполняя служебное задание… Проявил отвагу и героизм… Вызвал огонь на себя… Память останется в наших сердцах…»

А над плотной колонной шелестит привычный негромкий гомон.

— А через полгода никто его уже не вспомнит… И-эх, жисть моя жестянка…

— Хватил — через полгода! Через неделю…

— Только семья…

— Кстати, у него дети есть?..

В гробу Мишка выглядел спокойным и умиротворенным. Хотя, кто его знает, может, это косметолог в морге постарался…

Людмила Васильевна, жена, а теперь уже вдова Михаила, сидевшая неподалеку от постамента со стоявшим на нем гробом, смотрела на его профиль словно на некий абстрактный предмет. Умом она понимала, что это он, Миша, ее муж… И ее душа уже приняла факт, что Миши уже нету… И вроде бы смирилась с тем фактом, что больше никогда его не увидит…

И все же… Все как-то ожидалось, что приедет она с этой тягостной церемонии домой, а он уже там… Или позвонит и спросит: где, мол, бродила так долго…

Понимала, что такого не будет. А внутри как будто что-то гнездилось, будто все происходящее — неправда… Как в кино: видишь на экране похороны, попивая чаек, привычно сопереживаешь героям, и в то же время знаешь, что сменится картинка и где-то там, за кадром, последует команда «Стоп! Снято!» — и «покойник», улыбаясь, поднимется из гроба…

Совместная жизнь Соломатовых складывалась отнюдь не безоблачно. Эта его работа, когда ни нормированного дня, ни свободного времени, ни выходных, ни полноценных отпусков… Вечная нехватка денег… Командировки, после которых опять же приходилось платить государству деньги, потому что немыслимо прожить на такие гроши в командировке…

А вокруг жизнь! Москва!! Соблазны!!!