Зултурган — трава степная

— Поговори еще с нами, Сяяхля, — попросил Хембя, видя, что гостю по душе эта застольная беседа. — Бергяс вдалеке от дома, ему приятно встретить знакомых. Видишь: наш гость уже заулыбался. А мне вспомнилась и поговорка: «Плачущего — утешь, смеющегося — расспроси, отчего ему весело».

Он хитрил — этот самодовольный старец. Бергяс внутренне подобрался, поняв это. Приветливая Сяяхля продолжала развлекать гостя воспоминаниями:

— Тетя помогала накрывать на стол… Когда гости разъехались, пришло время распахнуть сундук невесты, всем девушкам и молодым женщинам начали раздавать подарки. Женщина, через чьи руки все это шло, дала девушкам по платку, а мне достался красивый лоскут на платье для куклы и длинная конфета в цветастой обертке. Было мне пять лет тогда. Тетя очень любила меня и рассердилась, увидев, что меня обделили подарками.

«Значит, тогда ей было пять лет. Да прошло с тех пор тринадцать», — подсчитывал Бергяс. Но счет этот его не обрадовал.

— После смерти маминой сестры я уже не бывала в вашей стороне. А как здоровье мужа ее — Чотына? — ласково спросила Сяяхля.

— Держится старик!.. Смерть жены, правда, сильно омрачила его. Не так уж весел, каким все его знали в прежние годы. Виски совсем стали белыми.

Бергяс наконец осмелился посмотреть на юную собеседницу. Он был готов глядеть на нее неотрывно час и другой и, может быть, всю жизнь. Но он чувствовал, что сидящий рядом старик видит, как потрясла его красота Сяяхли, и наслаждался волнением молодого здорового мужчины.

— Выходит, вы тоже друг другу не чужие. Встретятся вот так два калмыка, и выяснится вдруг, что они давно родня, — заметил Хембя. — Давайте выпьем по рюмочке водки ради такого открытия.

Он наполнил серебряные рюмки из бортхи. Бергяс взял рюмку, правым указательным пальцем брызнул капелькой водки в сторону и поставил рюмку на стол. Потом принялся за мясо.

Пока гость ел, Хембя рассказывал Сяяхле и Бергясу о том, как он охотится на лис. Похвалил Бергяса за его храбрость, смекалку и выдержку.

— На каких зверей, кроме волков, ты охотишься? — спросил Хембя у гостя.

— Осенью — на сайгаков, весной — на уток, гусей и лебедей. По правде сказать, в лебедей я палил только дважды. Лебедь — красивая птица, не для еды. Да и все меньше их становится.

— Верно, сынок! — похвалил Бергяса зайсан. — Незачем поднимать руку на красоту! Ты знаешь, что за птица лебедь? — оживился Хембя. — У нас в Налтанхине есть один хотон. Старики утверждают, что у людей этого хотона предками были не люди, какими их бог создал, а птицы-лебеди. Для них лебедь даже вроде бы и не птица вовсе. Кто убил лебедя, тот им уже кровный враг. Есть одна легенда про лебедя, вышедшая из того хотона…

5

Хембя оказался неплохим рассказчиком.

— В тридцати верстах отсюда есть местность — Лебяжье озеро, — начал он, неторопливо, чуть нараспев. — В то далекое время юноша-сирота Наран пас у озера табун богатого человека. Однажды Наран сидел на берегу и мастерил дудочку из тростника. А сам посматривал то на жеребят, то на озеро.

Вдруг на зеркальную гладь опустилась пара лебедей. Наран не придал этому особого значения: на озере гнездились и утки, и гуси, и лебеди, и чайки. Когда птицы подплыли поближе, табунщик поразился их необычной красоте. «До чего мудра природа, на что только не горазда! Даже среди птиц есть на удивление красивые», — думал паренек, наблюдая за лебедями. Потом он приметил, что одна птица вроде бы приваливается набок, а вторая, покрупнее, вытягивает свою длинную гибкую шею и поддерживает ее. «Что это они? Неужели так забавляются?» — подумал Наран. Стал наблюдать дальше и разглядел: под крылом меньшего лебедя что-то темнело… «Может, лебедя ранили стрелой из лука?» — пришло ему в голову. Не раздумывая, он разделся и прыгнул в воду. Увидев, что человек приближается, здоровый лебедь взмыл в высоту, а второй остался, принялся хлопать крылом по воде, все больше заваливаясь.

Стрела пришлась птице в бок. Но как ни слаб был лебедь, он не хотел поддаваться человеку, отбивался здоровым крылом, разил клювом, жалобно вскрикивал. Однако Наран все-таки пригнал его к берегу. Стараясь не причинить птице боли, он осторожно извлек стрелу. Из раны хлынула кровь. Тогда он отрезал кусок войлока из-под седла, сжег и присыпал теплым пеплом рану, оторвал от сорочки лоскут, перевязал крыло. Потерявший много крови лебедь долго лежал на земле, тяжело и часто дыша. А другой лебедь до самого захода солнца летал над озером, жалобно крича.

Наутро парень перенес ослабевшую птицу к себе в джолум. Десять дней возился он с капризной пленницей, не желавшей к тому же брать пищи. И все это время другой лебедь летал над джолумом. Только на одиннадцатый день не прилетел.

Наран вставал с зарей, оставлял еду около своей пленницы, закрывал харачу[28] и дверь джолума, а сам уходил к табуну, возвращаясь совсем поздно. Через пятнадцать дней он снял повязку и увидел, что рана затянулась. Над грубым рваным швом появился нежный пушок…

От радости парень закричал, начал петь и пританцовывать.