Зумана (СИ)

По вечерам наставница делала вид, будто сердится, но Шут чувствовал, что на самом деле она вовсе не против этих моционов. Зато после ужина ведунья подолгу не отпускала его, гоняла по комнате невидимые потоки энергии, от которых у Шута появлялось ни с чем несравнимое чувство легкости, граничащее с желанием оторваться от кресла и воспарить к потолку. Ничего такого с ним, конечно, не происходило, он, по сути, вообще едва улавливал магическое воздействие. Но Ваэлья очень просила его не заострять на этом свое внимание и просто позволить ей делать свое дело.

Из Брингалина же, как и было обещано, прибыл помощник дворцовой портнихи — снять мерки и обсудить предпочтения господина относительно его новых платий. Таковых у Шута особенно не оказалось, кроме одного — одежде полагалось как можно лучше скрывать убогое состояние его тела. Парень уверил, что просьба будет учтена и исполнена в лучшем виде, но сразу предупредил не ждать скорого выполнения заказа. Дескать, только к самому отплытию и поспеют — портнихе с ее подопечными предстояло пошить для господина целый комплект нарядов от панталон до теплого плаща. Шут, жалея чужое время и усердие, конечно, воспротивился, попытавшись уверить, что запросто обойдется своими простыми вещами из швейной лавки. Но посыльный лишь головой качнул — нет, нельзя. Приказание наследницы не обсуждается.

Вот так.

Оставалось лишь пожать плечами и передать мастерице сердечную благодарность за чудесную рубаху. К слову сказать, Шут не снимал ее ни днем, ни ночью и Ваэлья уже косилась неодобрительно на потемневшие манжеты. А он делал вид, что не замечает выразительных взглядов — так ему не хотелось снова одевать простую сорочку.

Впрочем, заботы о нарядах занимали Шута меньше всего. Сошьют — спасибо. Ну а не оказалось бы ничего — тоже не беда. Гораздо больше его волновало странное отчуждение королевы, которая была вежлива, но так холодна, будто решила оборвать все те ниточки, что связывали их… Необъяснимое чувство вины, горькое, как полынь, стало неизменной приправой Шутовой жизни. И хуже всего было то, что он не понимал, чем обидел Элею, а потому не знал, как вернуть прежнюю теплоту отношений. Шуту казалось, он просто надоел королеве, как сломанная игрушка…

Да тут еще Ваэлья со своими недвусмысленными намеками… Дескать, не пора ли тебе, дружок, появиться в Брингалине? Выразить королю свое почтение, обсудить с ним детали путешествия… Шут как мог отбрехивался, ссылаясь на ничтожность своей персоны, отнюдь не достойной времени Его Величества, а когда понял, что наставница всерьез намерена усадить его в экипаж и хоть силком, но отправить в замок, то попросту малодушно удрал. Покинул дом прежде, чем Мика начала готовить завтрак. Шут отчаянно стыдился своего нынешнего вида, а тут еще неизвестно, что пришлось бы выслушать от мудрого повелителя Островов. И что — рассказать…

Конечно ему было совестно… но до отплытия оставался один день… только один… Шут знал, что уже завтра после полудня он покинет Белый Архипелаг. А вместе с ним — и необходимость перед кем-либо объясняться, оправдываться, снова рискуя угодить в сети собственных тоскливых мыслей.

9

Утро выдалось хмурое, ни единого просвета в сером небе. По улице мело холодной крупой — начался ветер, тот самый, которого ждали, чтобы отправиться в путь. Ворожеи предсказали его еще несколько дней назад, когда Шут валялся в своей постели, нервно терзая обессилевшими пальцами края цветного одеяла.

Он плотней запахнул подбитый мехом плащ и с огорчением подумал, что в такую погоду много не нагуляешь. Сидеть бы сейчас у камина, пить горячее вино, рассказывать веселые байки, смотреть, как смеется милая королева…

Только вот… все равно не жалует она больше его шуток.

Шут вздохнул и зашагал совсем не в ту сторону, где бывал обычно. Ноги сами несли его куда-то вниз, где, как он знал, кипит жизнь рабочих кварталов. Постепенно высокие каменные фасады и безмолвные заснеженные сады сменились грязными канавами, серыми стенами мастерских и шумом торговых прилавков — ветер ли, снег, а рыбу продавать надо… Надо коптить ее, чинить сети, смолить лодки…