Шаман оказался прав. Зоркие воины Руальда очень быстро разглядели в предрассветном сумраке три фигуры, прилепившиеся к стене горного отвеса под окном. Именно об этом и доложили королю.
— Ваше Величество, они сделали веревку из простынь. Но надолго ее не хватило… — добавил Гиро, — теперь ваши враги могут держаться только за камни. Прикажете расстрелять?
Руальд их, казалось, не слышал. Забыв обо всем, он бережно баюкал своего мальчика, завернув его прямо в подол плаща, чтобы дитя не страдало от холода. Глаза короля ласкали младенца пожалуй еще нежней, чем руки, и не видели ничего более, кроме этого беспомощного маленького существа.
— Ваше Величество… — Руальд обернулся на зов, словно не понимая, чего еще от него хотят. — Преступники. Похитители вашего сына, — Дени пытался втолковать королю, что еще не все дела сделаны. — Как велите обойтись с этими людьми? Прежде вы говорили, солдат надо убить, а графа лишь ранить.
— Да… — Руальд глубоко вздохнул, приходя в себя. — Постарайтесь их всех взять живыми. Пусть Торья побеседует с этими людьми в своих застенках.
Элея тоже подошла к окну и выглянула наружу. Рассмотрев цеплявшихся за скальные выступы людей, она подумала, что достать их оттуда будет не так-то просто.
9
Беглецы беглецами, а вот вытащить из каморки матушку Луту оказалось едва ли не сложнее, чем снять графа со склона утеса. Бедная кормилица натерпелась страху… она решилась отомкнуть засов, только когда на дверь обрушил свой кулак сам король. Услышав, что в случае гибели голодного наследника она будет сначала полуповешена, потом полуутоплена и наконец четвертована, матушка Лута таки нашла в себе силы перебороть боязнь.
Оглядевшись и поняв, что перед ней в самом деле стоит король Закатного Края, кормилица бухнулась перед ним на колени и в восторженном благоговении начала нести обычную верноподданническую чушь.
— Да встаньте вы, — поморщился Руальд. — Вас не за этим искали.
Когда кормилица увидела почти бесчувственного Фарра, она коротко охнула и поспешно распустила завязки лифа на своей пышной — хоть на целую тройню — груди. Приложив к ней дитя, сокрушенно запричитала, сетуя на людскую жестокость. Матушке уже было все равно, чьим сыном оказался вверенный ей младенец — главное, что он пришел в себя и потянулся к молоку.
Элея в это время зашла в каморку — отыскать и свою служанку. Не следовало оставлять ее одну в этом полуразрушенном замке, откуда уже разбежались все его немногочисленные слуги.
— Молчунья?.. — ласково позвала она девушку. — Ну хватит бояться. Все плохое давно кончилось. — Выходи, — она нашла служанку под кроватью, где та, зажмурившись, вздрагивала и беззвучно шевелила губами. Когда Элея почти насильно вытащила девушку из ее убежища, та несколько мгновений, вздрагивая, таращилась на дверь, в проеме которой была видна матушка Лута с Фарром, а потом вдруг рухнула на колени, обхватила ноги Элеи и разрыдалась. Плакала она совсем, как обычные люди, и это было так неожиданно, так странно, что принцесса растерялась и сама тихонько опустилась рядом с бедной немой девушкой.
— Ну перестань… — прошептала она, гладя ее по голове. — Глупышка…
Добрые слова сделали свое дело — понемногу Молчунья успокоилась. Однако к этому моменту Патрик уже успел потерять Элею. Он возник на пороге комнатушки взволнованный и полный тревоги, но увидев свою пропажу, сразу вздохнул с облегчением.
— Что же ты ушла, ничего не сказала? — мягко упрекнул он Элею. — Это не Брингалин…
— Да я рядом совсем, — попробовала возмутиться она, но почти сразу поняла — не время это и не место для того, чтобы оттачивать повадки волчицы — ведь он в самом деле волновался… Милый, добрый Патрик…
Шут ободряюще улыбнулся Молчунье, а потом обернулся к Элее и тихо сказал:
— Идем, покажу тебе что-то… — он взял ее за руку и повел в башню, но не к той комнате, где сидел, запершись, злокозненный граф, а выше. Поднявшись до конца лестницы, набросил на плечи Элее свой плащ и открыл дверь к обзорной площадке.
Вид оттуда и в самом деле был чудесный. Такой простор, такое бесконечное синее небо, на котором не осталось и следа вчерашней бури.
— Как красиво… — промолвила Элея. Пожалуй, ей и в самом деле было важно запомнить это безрадостное место таким… Запомнить, что здесь были не только боль да страх, но и рассвет… Солнечное ясное утро над снежно-белыми склонами гор.
— Это не все, — Патрик подошел к ней сзади и, чуть сдвинув растрепанную косу, нежно прикоснулся губами к шее. Боги… когда он делал так, мир мгновенно вспыхивал, а дыхание в груди у нее пресекалось. — Посмотри… — одной рукой шут обнял ее, а другой указал вдаль, туда, где горы раздавались в стороны, открывая взору широкую лесную равнину, прорезанную голубой лентой. — Смотри… лед на реке пошел, — он подождал, пока Элея разглядит это чудо природы, а потом развернул ее к себе лицом: — Это весна, моя милая. Весна пришла.
И поцеловал так крепко, что Элея вдруг совершенно отчетливо вспомнила, какая такая сомнительная тревога ходила по краю ее сознания вот уже не первую неделю…
Женские дни.
Они должны были случиться уже очень давно.