И тогда Илбрек осмелел. Всё чаще и чаще, особенно опрокинув чашу-другую, он начинал рассуждать: подумаешь, Дарэг Клив! Подумаешь, Посланник! И ничего в нем такого особенного нет. Да – воин. Да – великий воин. Ну и что?! Вон, к примеру, Трен Броэнах сидит. Скажете, не воин? Скажете, не великий? Да и сам он, Илбрек Мак-Аррайд, тоже не древком копья деланный и оружие боевое не вчера в руки взял. И даже не позавчера. О ком поют барды по всему Пределу? Нетрудно сказать! Кто давно перестал вести счет головам могучих врагов? Опять-таки нетрудно! На чьем ложе спит Этайн Певунья, не сводя с избранника полного страсти и обожания взора? Кто, в конце концов, не сегодня-завтра наденет венец верховного правителя? То-то! Всеблагие – да не оставят Они нас своей милостью! – послали Своего слугу на помощь Илбреку Мак-Аррайду. Значит, кто из них двоих главнее? Ага! Всем понятно? Его ведь и зовут-то – Алый Меч. Другими словами, оружие, которое рука владельца может поднять, а может и не поднять. И самый лучший меч без хозяина ржа съест, потому как хозяин…
Впрочем, обо всём подобном будущий Ард-Ри говорил, заметно понижая голос, постоянно оглядываясь через плечо и прислушиваясь. А всё потому, что Илбрек Мак-Аррайд был гордецом и бахвалом, задирой и честолюбцем, любителем женщин и хмельного, и лишь одного за ним никогда не водилось – глупости. Понимал Лоннансклех, что плевать Фрэнк хотел как на венец, так и на того, кто его носит. А еще понимал, что в предстоящей битве все его – да и мои, что уж приуменьшать! – люди станут сражаться вовсе не из желания посадить на престол нового верховного правителя, а старого всенепременно свергнуть. Нет, они будут умирать и убивать потому, что так повелели смерть в черных одеждах и Мудрый Лаурик, в руке которого зажат сдерживающий ее поводок.
Кстати о Лаурике. В отличие от Фрэнка, он поначалу старался вести себя так, будто ничего не произошло: по-дружески заговаривал с воинами, превозносил красоту дев, подмигивал детям. Воины отвечали невпопад, девы еле слышно благодарили, не смея поднять глаза, дети постарше застывали на месте, боясь лишний раз вздохнуть, а малыши с ревом бежали прочь.
Поняв всю тщетность своих попыток, Лаурик разительно переменился. Первый среди равных стал первым над равными. В голосе его, ранее таком спокойном и мягком, зазвучали резкие и властные ноты, всё чаще даже в разговорах со мной и Илбреком он вел себя как господин, снисходящий до слуг.
Даже не слуг.
Собак.
Собак, которых надлежит сдержанно хвалить за понятливость и сурово отчитывать за тупость. Которые – даже самые лучшие – ни за что не смогут встать вровень с человеком.
Странно, но почти все в Темре приняли «второго» Лаурика с заметным облегчением. Да и то сказать: не нужно отныне измышлять глупых ответов на неожиданные вопросы, давиться неискренним, в горле застревающим смехом, даже не дослушав шутки, не нужно придумывать достойный повод для того, чтобы улизнуть. И даже смотреть – не нужно. Только и делов – дорогу вовремя уступить да в почтительном поклоне спину согнуть, бормоча под нос восхваления Четырем, Их Устам и Их Мечу.
Да, именно так. Мудрый и Герой. Уста и Меч. Черное и Белое. Беда и Смерть. И хотя многие ловили себя на подобной святотатственной мысли, в ужасе зажимая рот, Смертью они считали Фрэнка. Я же ни на миг не забывал: цвет Смерти – Белый.
Белый…
На третье утро Лаурик призвал нас – меня, Илбрека и Фрэнка – в свои покои.
– Завтра, – коротко и емко начал беседу он, не успели мы усесться за стол. – Сражение будет завтра.
– Ну наконец-то, клянусь Четырьмя! – нервно хохотнул Лоннансклех. – Мне уже не терпится отсечь несколько голов. А одну – особенно!
Мы с Фрэнком промолчали.
– В полдень вы должны выступить, – проигнорировав браваду Илбрека, продолжал Мудрый. – На ночь встанете, как мы условились заранее, перед Маг Лар, а на рассвете выдвинете войска на боевые позиции. Фрэнк возглавит левое крыло, Трен – правое…
– Ну а я, разумеется, центр! – закончил за него Мак-Аррайд. – Об этом мы тоже неоднократно говорили. Но скажи, о Мудрый, почему ты всё время говоришь «вы»? Неужели ты не полюбуешься на то, как…
Резкий хлопок ладони по столу прервал его фразу. Лаурик по очереди ожег нас яростным взглядом, словно бичом:
– Неужели вы до сих пор не уяснили, что когда говорю я, все остальные молчат и почтительно внимают?! Но я отвечу тебе, Илбрек Мак-Аррайд, хоть ты этого и не заслуживаешь: да! Да, я не буду присутствовать при битве. Найдутся дела и поважнее!
– Куда уж важнее! – раздосадованно пробурчал Илбрек, проигнорировав пинок, которым я наградил его под столом. – Я-то надеялся…
– Что под ногами воинов Сильвеста так же, как под колесницами Эората, разверзнется земля? – почти ласково произнес Мудрый, и от его тона по коже моей пробежали мурашки. – Что огонь и молнии падут с неба им на головы?! Что оружие выпадет у них из рук?! Смотри мне в глаза!!!