Звенья одной цепи

Волосы были небрежно сколоты на затылке длинной шпилькой, стекали из-под нее на спину тремя густыми ручьями, в которые мне вдруг до безумия захотелось погрузить пальцы. Странно, жена никогда прежде не носила такой прически, даже перед сном заплетая тугую косу, словно стыдилась неукротимости своих локонов. И узкие плечи выглядят по-прежнему хрупкими, но вовсе не беззащитными, а дерзко ощетинившимися острыми костями.

– Тебе сегодня никуда не нужно идти?

– Я ждала тебя.

Ни оттенка чувства. Страстностью Лодия не отличалась никогда, но в последний раз, когда я разговаривал с ней, голос моей аленны звучал совсем иначе, а теперь кажется, будто все, что трепетало в ее душе, досталось струнам. Или мое воображение просто решило вдруг не на шутку разыграться?

– Я мог задержаться и дольше.

Она молча кивнула, но не соглашаясь с моими словами, а всего лишь подавая знак, что слышала их.

– Мне нужно кое-что тебе сказать.

Мелодия с видимым неудовольствием умерила свою силу.

– Скоро меня уволят со службы.

Вместо ответа раздался рассеянно-насмешливый перелив.

– И я пока не знаю, чем займусь дальше.

Музыка равнодушно пожала плечами вместо Лодии.

Ничего не понимаю. Ей совсем не интересно узнать о том, что спустя несколько дней нам придется покинуть дом, оплачиваемый из дарственной казны? Странно. Аленна цеплялась за столицу руками, ногами и зубами, проявляя удивительное упорство, а теперь спокойно принимает весть, означающую крушение надежд, совместных и каждого из нас по отдельности. Может быть, не спала всю ночь, потому и находится в бесстрастной полудреме?

– Ты понимаешь, о чем я говорю?

Мелодия взлетела и прервалась, уступив место словам:

– Да. И мне тоже нужно кое-что тебе сказать.

* * *

Провести гребнем требовалось ровно сотню раз в каждом из пяти направлений, чтобы разглаживающая мазь превратила шевелюру любой кудрявости в совершенно прямую и плотную настолько, чтобы та могла бы противостоять даже ураганному ветру. Я делал это каждые три дня, и за столько лет совсем забыл, какого цвета и вида мои волосы на самом деле. Ничего, скоро вспомню. Как и многое другое.

Лодия ушла тем же утром. Надела лучшее свое платье, закуталась в зимний плащ, взяла в руки лютню и ушла. Если то, о чем она рассказала, соответствовало истине хотя бы наполовину, моей аленне более не нужны вещи из прошлого. В том числе и я.

Соглашение о расторжении временного брака ближе к вечеру принес прыщавый бумагомаратель, отмеченный Медным звеном Цепи единения. Получил мою подпись, привычно спрятал листок в кипе ему подобных, засунул папку под мышку и откланялся, скучно позевывая, а я, закрывая за ничтожным чиновником дверь, понял, что завидую. Не его службе, нагоняющей тоску еще до пробуждения ранним утром, а знаку на чахлой груди.

Если ты в Цепи, ты никогда ее не покинешь. Обреченность на то, чтобы занимать свое место? Да. Но, какой бы страшной она ни казалась, все же чувствовать своими плечами чужие как-то… спокойнее.

Ремешки, шнурки, пряжки. Впервые получив на руки одеяние сопроводителя, я подумал, что никогда не научусь справляться с бесчисленными застежками. Потом, сосчитав их, ужаснулся еще больше. Но понадобилось лишь время, и не особенно долгое, чтобы натренировать память пальцев. Память, которая больше не представляет никакой ценности.

Сегодня завершится все, чему я отдавал силы, к чему прилагал старания и направлял стремления. Десять беззаботных лет, избавлявших меня от необходимости принимать решения, потому что впереди всегда шел Ведущий, а моим делом было лишь наблюдать, предугадывая приказы, необходимые к исполнению. И действовать в полном согласии с чужой волей.

Бракк, заметно потускневший без подпитки снадобьями и покрывшийся сеточкой морщин, качнулся на перевязи. Попадет ли он к другому сопроводителю или будет пылиться в хранилище, пока не умрет собственной смертью от истощения? Помню, у всех моих соучеников посохи были новенькие, только-только вышедшие из-под резца мастера. Значит, и от меня не останется ничего, кроме упоминания в архивных списках Сопроводительного крыла.

– Сопроводитель Мори? Следуйте за мной.

Это я умею делать лучше всего прочего. Следовать. Последний раз идти через путаницу коридоров Наблюдательного дома, краем глаза не отпуская сутулую спину служки, а остальную часть внимания рассеяв по сторонам.

Вверх, вниз, направо, налево. Шаг все еще легок и упруг, но мне осталось совсем недолго наслаждаться послушной мощью собственного тела. Как только остатки зелий вымоет из крови, мяса и костей, я стану тем же, кем был много лет назад. Просто человеком.

– Прошу вас.

Двери распахиваются, пропускают меня внутрь и бесшумно закрываются, отрезая путь к отступлению. Лиловый кабинет? Лаолли снизошел до оказания прощальных почестей? Впрочем, радости от созерцания тяжелых бархатных занавесей, раздвинутых ровно настолько, чтобы я, войдя, оказался в узкой полосе слепящего солнечного света, нет никакой.

– Присаживайтесь.