Звенья одной цепи

Совсем немного. Седмицей больше, седмицей меньше, кто заметит? Уверен, что в бумагах, назначивших Ньяну смотрительской защитницей, точная дата не указана. Все равно как в отчетах почившего эрте Ловига.

— Ждешь, наверное, не дождешься?

Она не стала лукавить и прямо ответила:

— Жду.

Это хорошо. Хорошо, что честно, а все остальное как раз плохо. Значит, уже душевно и телесно подготовилась. Вот только к чему? И она не знает, и я в неведении.

— А что должно случиться, когда срок закончится?

— Вам лучше знать.

Ну разумеется. Я ж Смотритель, мне же все и всегда известно. Тьфу.

— Представь, что не знаю. Не успели мне сказать, веришь?

Ньяна отвела взгляд от теста и посмотрела на меня. С тревожной растерянностью.

— Как же не успели-то?

— А вот так. Всякое случается.

Испачканная в муке ладонь коснулась светлых волос, добавляя рукотворной седины.

— Совсем-совсем ничего не сказали?

— Ни словечка.

Ньяна тихо охнула, но промолчала, и молчание это так походило на тишину склепа, что у меня невольно начало сводить скулы. Ведь, когда надо, смелая и настырная, а тут… Хотя и я бы опешил, если бы узнал, что от вожделенной свободы меня отделяет всего один шаг, но в какую сторону его нужно сделать, никому неизвестно.

И все же по заботам жителей Блаженного Дола решения принимаю я?

— Значит, придется самому во всем разбираться.;

— Так вам, наверное, не ко времени это… — робко и, главное, совершенно справедливо предположила защитница.

— Ничего. Другие дела могут и в сторонке постоять.

Или полежать. Поленницей. Все равно, пока вздохнуть свободно не смогу, проку этим делам от меня на ломаный грош.

— Ты когда с пирожками закончишь, попроси коляску снарядить. Нери знает, что это мне нужно.

И вряд ли станет упрямиться или тянуть время, потому что, когда меня нет в границах Блаженного Дола, она все еще вроде как здешняя безраздельная владычица. Будь ее воля, отправила бы меня так далеко, как только возможно.

— Да Боженка с ними, с пирожками! — суетливо всплеснула руками Ньяна. — Я в погреб тесто спрячу, авось не прокиснет.

— Никаких погребов. — Я встал с лавки и направился к выходу. — Пирожки важнее. И дети.

Эрте Сиенн тоже подождет. Не переломится. А пока защитница хлопочет по хозяйству, сам успею перекусить. И может быть, даже вздремнуть, если Натти в доме не застану.

— Да как же можно…

— Нам с тобой многое можно. Хотя и меньше, чем соседям.

* * *

Бумага была особой, пронизанной шелковыми волокнами, поэтому без особых усилий и не заламываясь скручивалась свитком, чтобы храниться в футляре, лак с которого облез, наверное, еще до моего рождения. В Сопроводительном крыле на подобных листках выдавали лишь особые предписания и только командующим персонам, а не простым исполнителям, потому я ожидал выпытать у благоговейно хранимого защитницей предмета нечто очень важное, а вместо того испытал крайнее разочарование, когда вчитался в старательно, без малейшего намека на изящество выведенные строки.

«Я, Ньяна Девалли со-Тарка, обязуюсь принять то, что мне доверено, и хранить со дня вручения до истечения семи лет, употребляя все свои силы на защиту Смотрителя мест и окрестностей, именуемых Блаженным Долом».

— И это все?

Женщина растерянно моргнула:

— Должно быть что-то еще?

Эх, кабы знать! Может быть, написанного вполне достаточно. В любом случае нужно всего лишь найти кого-то из посвященных в подробности службы Ньяны и спросить. О том, что могу не дождаться ответа, я предпочитал не думать.

Спать в коляске, покачивающейся на дорожных ухабах, оказалось ничуть не хуже, чем в постели, и к окончанию нашего пути силы вернулись ко мне едва ли не полностью.

А может, бодриться помогала злость, намертво сплетенная с отчаянием — чувством не того рода, которое заставляет опускать руки, а, напротив, ищет, куда бы приложить сжатый кулак.

Неужели Звенья, пользовавшиеся моими услугами, ощущали нечто схожее? Неужели они ежечасно подавляли в себе желание оглянуться и убедиться, что их тылы надежно прикрыты? Сейчас понимаю: так наверняка и было. Недаром Атъен Ирриги вечно словно проверял меня, вставляя в невинные беседы слова и фразы, требующие строго заданного ответа. Или молчания, но опять же полагающегося и не зависящего от моего настроения или мнения. Обронит вопрос, посмотрит мне в глаза, дождется желаемого кивка или его отсутствия и успокоится. До следующей тревожной минуты. И так день за днем, седмица за седмицей, год за годом…

Недолго и с ума сойти, если вечно подозревать свою броню в уязвимости. Вот поэтому я быстро понял, что должен избавиться от насильно всученных мне доспехов. С Натти еще разберусь по-свойски, благо там дело не срочное, а Ньяна тревожит все сильнее и сильнее. Да, тогда, на лесной поляне, она справилась с противником, и справилась блестяще, но все же помедлила, а потерянный миг мог обернуться утратой многих жизней. И моей в том числе. Нет, умирать мне не страшно. Чего я перестал бояться после Чумной весны, так это смерти. Но умереть из-за чужой невнимательности и сомнений… Нет уж, увольте. Лучше самому вонзить себе в грудь кинжал, чем дожидаться удара в спину.