Шофер развернулся, уехал. Вскоре появился с тремя мужиками. Вместе вынесли кровать с умирающим Василием. Подняли на плечо, понесли к церкви. Следом шла Власьевна и Паисий. Занесли в придел, опустили в комнате протоиерея. Вышел Варфоломей, выглянула из кельи Светлана. Ужаснулась, увидев раненого, прикрыла губы ладонью. Обняла старушку, заплакала.
– Это из-за меня он, бабушка!
– Не плачь, голубка! Так было надо…
– Он умрет? Не прощу себе никогда… – слезы скатывались по щекам. – За что нам все это?
– Так нужно, девица, – повторила Власьевна. – Не наше дело – Промысел Божий осуждать! Прими все как есть и не сокрушайся боле. Нет твоей вины.
– Оставайтесь здесь, меня ждите! – Паисий озабоченно и строго хмурил брови. – Вечером вернусь.
– Поехали, – бросил водителю. Вместе вышли за ограду, сели в машину, тронулись в путь.
Свято-Успенский мужской монастырь высокими каменными стенами широко раскинулся на крутом берегу Енисея. Могучая сибирская река несла полные воды мимо башен старинной обители, сияющих крестов и пламенеющих в лучах восходящего солнца позолоченных куполов. Дикая непокоренная тайга сумрачной стеной стояла по обоим берегам. Сильный яростный ветер гнал речную волну, завывал меж строений и уносил вдаль разрозненные обрывки мыслей. Казалось, сама природа сотворила это суровое аскетичное место, благословила на подвиг и воздержание. Отсюда с высоты открывалась обширная водная даль и седые облачные леса, острые прибрежные скалы и коварные перекаты на бурлящем мелководье. Небесный простор расстилался совсем рядом над головой, низкие тучи чередой проплывали на север, унося с собой напряжение летних гроз и величие громовых раскатов.
Ворота монастыря гостеприимно открыты. Звенят колокола, возвещая праздник Рождества Иоанна Предтечи. Прихожане с радостью в глазах собираются на службу. Много приезжих с окрестных сел и небольших, затерянных на просторах края городков. Славна обитель праведным житием монахов и чудотворными иконами старого письма. Здравствует в дальней уединенной келье святой схимник Нектарий, помнящий, как говорят, самого царя-батюшку, будучи у него в свите блестящим молодым кавалергардом. Через войны и несчастья прошел Нектарий. Расстрел близких и вражеский плен, соловецкие лагеря и гонения. Все перенес, выдержал. Огонь веры сберег под сердцем, в страданиях выстоял, не сломался. И вот нет уже мучителей на свете, пала власть бесовская, в земле истлели палачи и гонители. Вновь над Русью льется свет православный, люд божий как прежде хвалу Господу воссылает. Стоят монастыри нерушимо, новые храмы появляются вопреки памяти кровавой, богоборческой. Молится старец о делах державных, о грешниках великих, власть предержащих. Многие к нему на поклон, на исповедь, просто приложиться к руке святоотеческой. Слаб здоровьем схимник, но в затвор не торопится. Тянет его к братии, к мирянам простым, страждущим. Глубока и животворна молитва старца, над головой, будто нимб светится. Берегут Нектария в монастыре, кроме служения литургии и духовничества давно уже никаких послушаний наместник не требует. Да и то, немощен старик, но духом тверд. Сядет где-нибудь под рябинкой на солнышке, греется. Молчит все больше. Иноки вокруг него словно птенцы перед наседкой. Соберутся кружком, псалмы поют, о жизни прошлой спрашивают. Любит вспоминать Нектарий былое. Голос тонкий, заливистый. Где и улыбнется ненароком. И будто озарится все вокруг него тогда.
Идет к наместнику Паисий, а Нектарий возле кустов на пеньке восседает. Седая борода в лучах серебрится, куколь крестами золотистыми переливается, в руке четки-трехсотницы.
– Благослови, отче! – припал к руке схимника.
– Господь благословит! – перекрестил Нектарий. – Каким ветром в нашу обитель занесло тебя, Паисий? Все ли ладно?
– Нет, батюшка! – протоиерей с благодарностью кивнул послушнику, принесшему низенькую табуретку, устроился рядом. – Души нечистый похищает, в сердца мирянам вселяется, жертвы будущей новорожденной требует. К вам за помощью иду, сам не справлюсь.
Вокруг начали собираться иноки, с уважением слушая разговор почтенных старцев. Все знали Свято-Богоявленского настоятеля, подходили за благословением, кланялись.
– Не любит экзорцизма митрополит. Как Нафанаил отнесется? Ты расскажи братии, что там у тебя произошло?
И Паисий с самого начала поведал Нектарию и монахам историю Светланы и Власьевны. Иноки загудели, многие помнили Василия, жалели его. Все понимали, как тяжело истребимы родовые проклятья, как трудно и опасно открытое противостояние силам зла. Задавали уточняющие вопросы, поражались коварству нечистого духа. Нектарий слушал всех с улыбкой, нимало не беспокоясь. Паисий взволнованно и подробно рассказывал все, что изложил ему Варфоломей. Наконец поднялся, распрямил затекшую спину:
– Рад, что выслушали меня, братья! Пойду игумену кланяться.