Звенящая медь (СИ)

Внутри пол был выстелен толстым слоем сухого камыша. Джеф точно помнил, что не делал этого. «Может, Мэри? — подумал он. — А если нет, то кто? Карлсон? Понять бы хоть, кто это, ач или человек…»

У противоположного торца нашлось спальное место. Осмотрев его, версию с ачем Джеф тут же отмёл, как несостоятельную: вместо круглого выстеленного перьями гнезда под маленьким слуховым окошком лежал вполне человеческой формы и размера матрас. Сделан он был из камыша, но не просто разложенного по полу. Сухие стебли неведомый сосед связал в толстые пучки и только после соединил их между собой при помощи верёвки. Которую, кстати, свил не из синтетических волокон, а из листьев камыша, высушенных, размятых и слегка очищенных от трухи. Из того же материала, только обработанного куда более тщательно и разобранного на пасмы, неизвестный сплёл себе постельное бельё: простыню, грубое одеяло и даже подушку, внутри наволочки которой прощупывался ачий пух. За изголовьем постели на плоском камне стояла посуда: чашка и миска, слепленные из глины и обожжённые до прозрачной глазури на поверхности.

«Хм… — подумал Джеф, усевшись на матрас. — Забавно. Вряд ли Мэри способна тайком от меня обустроить такое гнёздышко. Это кто-то посторонний. И очевидно, что наш гость — человек. Живёт он тут давно, причём отлично ладит с местными ачами. В то же время не думаю, что это связной. Тот притащил бы себе из замка нормальное бельё. А чашку взял бы с нашей кухни. Да и вообще, здесь нет ни одной вещи, сделанной людьми… Вернее, сделанной по современным человеческим технологиям. А что если с нами соседствует… вовсе не человек, а один из настоящих хозяев планеты? Впрочем, это легко выяснить. Инопланетянин едва ли знает латиницу. А если даже и знает… то тем лучше для всех нас».

Джеф спустился вниз, выдрал лист из блокнота и написал:

«Уважаемый Карлсон. Ваши соседи снизу будут признательны, если вы возвратите ведро до темноты. Желательно — наполненным питьевой водой. Рады увидеть новое лицо в нашей скромной компании».

Своё послание Джеф положил на матрас, на всякий случай прижал сверху чашкой и, чувствуя себя первобытным охотником, поставившим ловушку на динозавра, спустился в кухню. Спрятав лестницу в кладовку, он устроился за столом так, чтобы его не было видно из чердачного люка, и принялся за штопку носков. Это унылое занятие мало радовало, но оно было необходимо и к тому же помогало скоротать ожидание в тишине.

Где-то к пятому носку на чердаке зашуршало. Джеф и прежде слышал подобные звуки, но считал, что их порождает движение ветра в вентиляционных продухах. Теперь он уже не был так уверен в этом.

Прошло ещё с десяток мучительно долгих минут, прежде чем Джеф получил награду за терпение: люк беззвучно отворился. Сперва из него упало на пол несколько капель, затем показалось ведро. Оно было до краёв наполнено водой, и кто-то осторожно и плавно спускал его вниз на верёвке. После того, как донце ведра встало, наконец, в лужицу на полу, сверху сбросили верёвочную лестницу. Ещё миг спустя из люка свесились ноги: босые, мозолистые, в портках из грубого камышового полотна.

Джеф, затаив дыхание, наблюдал за спуском незнакомца с чердака и даже не знал, как охарактеризовать свои чувства. С одной стороны, он испытывал облегчение, с другой — некоторое разочарование. Вместо неведомого инопланетного существа его соседом сверху оказался самый обычный человек. Он был ничем не примечателен, кроме тёмно-бронзового загара, грубой самодельной одежды и ещё, пожалуй, возраста.

Джеф по опыту знал: на покрытой заводами Дэлиции, морозном Айскриме, ветреном Назарете люди старятся быстро, что указывает на их бедность и тяжёлую жизнь. На таких планетах к болезням, дряхлости и морщинам относятся, как к неизбежному злу.

На более благополучной Тулиане, куда Джеф поспешил перебраться сам и перетащить мать, едва появились деньги, всё было по-другому. Молодость, пусть даже чисто внешняя, подаренная эстетической медициной, считалась символом успеха; морщины и седина вызывали лишь брезгливую жалость, как нищенские обноски.

Парадиз же и вовсе с самого начала задумывался, как мир вечной красоты. Его поселенцы, даже выйдя из молодого возраста, не теряли внешней привлекательности. Марио, конечно, сверкал сединой на висках, но в шлеме и лётном комбезе его легко было принять за двадцатилетнего юношу. Катарину Джеф красавицей не назвал бы, и всё же её живое, умное лицо невольно привлекало внимание, вызывало симпатию. Отец Илия выглядел на все свои пятьдесят лет, но они принесли ему не дряхлость и немощь, а внушительную, благообразную солидность. Брат Эндрю… Тот внешне был человеком без возраста.

Сосед сверху оказался очевидно старше Джефа. Это легко угадывалось по худобе, жидким, до белизны седым волосам… Но и стариком его назвать язык бы не повернулся. Движения гостя были точны и быстры, и стоило Джефу неосторожно шевельнуться, он тут же обернулся на звук. У него были бледно-голубые глаза, очень светлые ресницы и брови и крупный нос с горбинкой.