Зверь

— Что мне теперь со всем этим делать? — Эллен бухнулась на стул, беспомощно бросив руки, повисшие вдоль тела плетьми. Поток самобичевания прервал звук открываемой входной двери, и Эллен почти бегом бросилась в коридор.

— Привет, — Адам улыбнулся ей, цепляя куртку на крючок.

Только сейчас она поняла, как сильно волновалась за него. Он вернулся целым и невредимым из внешнего мира, в котором творилось чёрт знает что. Эллен не осознавала, что тело само сорвалось на бег, что она почти напала на Адама, обвивая руками и ногами и целуя крепко, словно в последний раз. Под грудью заныло от тоски и нежности — наверное, так болела душа. Хотелось хвататься за эти неумолимо ускользающие секунды, хотелось наверстать упущенные часы, дни и года жизни, на протяжении которых она будто не жила. Здесь, рядом с Адамом, её ничего не сдерживало — ни статус, ни репутация, ни траур — всё это осталось далеко в прошлом.

— Обед остынет, — когда Адам принёс её на кухню, усадил на стол, расположившись между её разведенных коленей, и начал стаскивать с неё футболку, она тщетно пыталась включить здравый смысл.

— Разогреем.

Бишоп играючи пресёк все её слабые попытки к сопротивлению. Он взял её прямо на столе под угасающие сумерки и звон падающих столовых приборов. У Эллен не было ни единого шанса спастись от этого натиска, но она и не хотела спасаться.

Заканчивать день с ним вместе было так необычно и так волнующе до щемящего восторга в груди. Хотелось кричать, ликовать, смеяться и нести чепуху, но она держалась, как могла, чтобы уж совсем не растерять остатки самоуважения. Секс, совместный ужин, совместный душ, кофе из одной кружки, снова секс, тихие объятия у огня — они не расставались ни на минуту, будто расстояние в шаг равнялось для них десятками миль. Эллен лежала у него на плече и чувствовала, как полыхает кожа от соприкосновения с его телом. Этот вопрос давно не давал ей покоя и только сейчас, когда между ними рухнули последние барьеры, она решилась его задать.

— Ты горячий. Почему?

— Такая особенность, — он пожал плечами, словно сам не знал точного ответа. — Сколько себя помню.

— Какие у тебя ещё особенности?

— Что ты хочешь знать? — он приподнялся на локте, всматриваясь пристально ей в лицо. На его красивых, чётко обрисованных губах, слегка раздражённых от бесконечных поцелуев, играла лукавая улыбка, но в глазах его Эллен увидела лёгкий оттенок грусти. В этом чуть потухшем, рассеянном взгляде будто хранился отпечаток пережитых потерь и она, наконец, поняла, что не давало ей покоя всё это время.

Он был с ней, он был счастлив и влюблён, но какая-то его часть всегда была где-то далеко. Эллен отчаянно, с упорством ревнивой, влюблённой дурочки мечтала вытащить эту часть на свет божий. Она хотела знать о нём всё. Знать, что скрывают пустые каминные полки, где обычно люди хранят семейные фото. Что прячется между стопками чистых, отглаженных рубашек и на верхних ящиках шкафов, где часто люди хранят давно забытые, но дорогие сердцу воспоминания. Хотелось влезть в его голову и как следует в ней покопаться и пусть ей не понравится то, что она найдёт там. Она глупо, по-женски ревновала его к прошлому, несмотря на то, что прошлое было и у неё. Остановить этот поток слезливых сантиментов и хоть на минуту включить мозги у неё просто не было сил.

— А если я скажу, что всё? Твоя семья, где они?

— Отца я не видел никогда, а мать умерла сразу после моего рождения.

— Она рожала здесь, в Форт-Келли?

— Нет. В машине по дороге в Портленд. Её привезли в больницу, когда я уже родился. У неё началось заражение крови. Случай был сложный, Фишер тогда не смог ей помочь.

— Мне так жаль.

Глотку свело спазмом, а в уголках глаз защипала соль. Эллен в очередной раз удивилась сама себе — она не знала, что способна на такое глубокое погружение в другого человека. Она принимала его боль, как собственную, пропускала слова через себя, теряя с собой связь и растворяясь в нём без остатка. Это пугало, но процесс был необратим, словно сход лавины, с пути которой она просто не успевала уйти.

— Я не знал её, чтобы испытывать горечь потери. Я даже вполовину не могу представить, каково тебе, — убрал волосы с ее лба и поцеловал пульсирующую жилку на виске. Он чувствовал и сопереживал ей так же, как она ему, и от осознания этого сердце готово было разорваться на куски.

— Мне хорошо. Сейчас мне хорошо, — выдохнула Эллен, прикрывая глаза и сладко потягиваясь, чтобы принять удобное положение. Несмотря ни на что, Барр готова была снова пережить всё то, что случилось с ней в Форт-Келли, чтобы оказаться здесь и сейчас в этой постели, в доме Адама Бишопа.

— Я люблю тебя.