Зверь???

— Я так и понял. Ну, до встречи?

— А инструктаж?

— Игорь, я тут пока оборудование подбирал, следующее подумал. Не будет сейчас от этого инструктажа никакой пользы.

— Это почему?

— Ты сразу поверил Мишину или, скажем, Каплику? Вот именно! А я расскажу о вещах ещё более невероятных. Лучше будет, если ты всё увидишь сам, вникнешь кое во что, сделаешь выводы. Там уже вдвоём и план действия, вернее противодействия, составить проще будет. Ты как думаешь?

— Хм, пойди туда — не знаю куда, — Красильников разминал сигарету, пока половина табака не высыпалась на пол, — найди то — не знаю что… Хм… Впрочем, тебе виднее.

— Только без обид.

— Ё-моё! Да у меня никакой обижалки на вас всех не хватит! Ты только скажи мне, парень, что здесь вообще происходит? Версию одной стороны я уже слышал, теперь твоя очередь… Хотя бы в двух словах.

Ратибор, собравшийся было уходить, снова присел, потёр переносицу.

— Двумя словами, капитан, здесь не обойдёшься… Хотя, попробую. Есть у вас священная книга. В ней сказано, что Бог создал человека по образу и подобию своему…

— Книга — Библией называется.

Рат кивнул.

— Так вот в этой Библии сказано, что Бог создал человека по образу и подобию своему. Прошло время и уже человек начал перекраивать Бога под себя. Следишь за мыслью?

— Не пальцем делан.

— Замечательно. Переделав Бога и его заветы, подогнав их под себя, человек подумал, а почему бы не перекроить всё остальное. И мы с тобой здесь для того, чтобы предотвратить попытку создания человеком существа по образу и подобию своему. Понимаешь? Ведь если мы, божественные, так сказать, копии, натворили столько зла, представь, что выкинут наши дубликаты?

— Да, убойный отдел — отличное место для оценки.

— Ну, ты меня, как я вижу прекрасно понимаешь. Ты стал свидетелем похождений одного лишь монстра, не самого совершенного, выросшего в неподходящих условиях, действующего стихийно… А теперь представь десятки, сотни подобных существ…

— А он действительно мой… ээээ… родственник?

— Не бери в голову.

— Всё-таки.

— Это слишком сложно, Игорь. Впрочем, по человеческой линии его вполне можно считать твоим потомком. Волчьи гены взяты от подопытного Маугли. Ну а на роль матери вполне подходит выносившая их Платонова.

— Их?!

— Да мальчишек родилось двое. Один из них здесь. В лаборатории.

Красильникова не привели в себя ни глоток редкостного напитка, ни искуренные одна за другой пять сигарет, ни загадочные манипуляции агента Большого Синклита. Он погрузился в ту спасительную пустоту, где уже побывал недавно, когда его квартиру вдруг начали посещать призраки, а сам капитан, чуть было не пустил себе пулю в лоб.

* * *

Страх, давящий, выворачивающий суставы, сжимающий желудок, лишающий воли, причинял невыносимую физическую боль. Месяц назад он не мог и подумать, что подобное возможно. Две недели назад, он мог бы сказать, что привык к боли. И вот теперь, он, поскуливая, скорчился в углу комнаты. Ещё не погрузившиеся в трясину ужаса остатки сознания молили об одном: пусть никогда не зажигается свет, пусть не возвращаются люди в белых халатах и особенно тот, высокий, с жидкими волосёнками и рыбьими глазами. Они чего-то хотят, требуют. Чего?! Он уже не помнил. Не помнил, но где-то в самых защищённых и недоступных уголках памяти ещё осталось кое-что.

У него нет, «того», чего хотят они. Когда-то было, но теперь он от «этого» избавился. Кто-то. Кто? Нет он не помнил кто. Но этот кто-то, сперва ласково, потом строго говорил, что «то» чего они хотят — очень плохо. Да — «это» плохо. Он никогда не делал «этого».

Ещё кто-то другой, сильный и злой смеялся над ним, дразнил «щенком», обзывал первый голос «двуногой сукой», приглашал попробовать хотя бы один раз. Но он знал, что «это» плохо, терпел затрещины, насмешки, и всегда возвращался к родным, нежным рукам первого голоса.

А теперь… Теперь его заставляют сделать «это». Ему не верят. Ему причиняют боль. Но он не может. Он лучше умрёт, чем нарушит приказ, нет просьбу, мольбу ласкового голоса, никогда «этого» не делать. Умрёт. Но они не позволяют умереть. Они приходят и приносят с собой боль. Он привыкает к боли, но они придумывают что-то новое. Они — мастера, виртуозы боли. Но он всё равно не сделает «это».

Преодолев страх, он впивается зубами в запястье…

* * *

Огромный волк задрал морду к небу и хрипло взвыл. Какой-то двуногий идиот выдумал байку о волке воющем на Луну. Что возьмёшь с примитивных, самовлюблённых созданий с грубым слухом, не способных отличить и десятой доли оттенков в песне серых бродяг. Волчий вой — целая симфония, часть партитуры в нескончаемой песни природы. В зависимости от обстоятельств, искушённый слушатель различит любовный призыв и предупреждение сопернику, охотничий азарт и предсмертную скорбь. Да мало ли радостей и бед в нелёгкой лесной жизни, кои год от года вплетаются в ночную песнь серого племени. Нужно только уметь, а самое главное хотеть услышать.