Зверь

Когда-то стаплеры устанавливались непосредственно на станциях неглубокого залегания и изготавливались из металлических, хорошо отполированных пластин, - весьма дорогого материала в метро. Это было время, когда выжившие после катастрофы люди ориентировались прежде всего на радиационный фон, измеряя его по пятибалльной шкале и мало задумывались о том, что темные тоннели таили в себе куда большую опасность для них, чем радиация. Ментальной угрозы тогда еще не существовало, а хищные животные, проникавшие в метро с поверхности через не затворившиеся по тем, или иным причинам гермоворота, уничтожались специально созданными отрядами. Лишь после того как в метро появились первые черные крысы, уровень опасности перестал измеряться в цифрах и поделился на три категории: высокий, средний и низкий. Уже потом в подземке возникли места, от которых люди предпочтительно держались в стороне, а сами стаплеры начали устанавливать в самих тоннелях, вне хорошо исследованной кольцевой линии. Теперь, спустя десятилетия после катастрофы, их можно было встретить и в городских кварталах, в зонах, где воздействие радиации на человеческий организм было сравнительно не велико и люди, выходившие на поверхность, нуждались в ориентирах на местности. Но какой, скажите на милость, человек счел бы возможным для себя отходить от входа в подземку более чем на один километр? Даже самые отчаянные смельчаки не осмеливались пойти на такой риск. Ныне на улицах Москвы, радиационный фон был таков, что даже несколько часов пребывания человека наверху в ночное время, неизбежно привели бы его к гибели. А днем...

Стоит ли вообще говорить о том, что происходит там, наверху, после восхода солнца? И кто наивно может полагать, что это интересно человеку, который поверхность не поднимался со дня, который по праву может называться Судным для всего человечества? Работа для черного сталкера находилась и под землей. Работа, за которую ему платили не плохие деньги. Достойное, однако, безумца дело...

Свет фонаря скользнул по провисшим и оборванным местами кабелям, по покрытым белесой мерзостью стенам и потолку, по ржавым рельсам и прогнившим шпалам. Вроде бы, особых изменений, с момента последнего его визита в это место, не произошло. Но где же сама таблица? Возможно, она находится не здесь, а на некотором удалении отсюда? Маловероятно, чтобы это было так, поскольку ориентир, оставленный каким-то диггером десять лет назад - две снятые шпалы, находится тут. И стаплер тоже должен быть где-то рядом.

Ага, вот он! Деревянная дощечка, прикрепленная к кабельным линиям электропередач в те годы, когда люди еще не решались выходить из подземки, оказалась частично скрыта под слизью. Она потемнела и почти полностью прогнила здесь, под землей. Возможно, пройдет всего каких-нибудь пять лет, и этот маркер исчезнет навсегда, затерявшись в темноте и сырости тоннеля. Но пока стаплер был здесь. И пока еще с его показаниями нужно было считаться.

Стряхнув слизь с дощечки, сталкер пристально вгляделся в имена и даты, вырезанные на ней. В течение последнего полугодия здесь проходило не так уж и много людей. Несколько диггеров, ученый и даже пара бродячих торговцев, не побоявшихся пройти через перегоны и заброшенные станции к Севастопольской Империи. Все эти люди возвратились на Тульскую, отметив уровень опасности как невысокий. Последнюю же запись, около двух месяцев назад, оставил человек, не обозначивший свой род деятельности вообще. Должно быть, то был бродяга, или эмигрант. Накарябав чем-то острым свое имя, дату своего пребывания здесь, путник ушел в неизвестность. Сложно сказать, что с ним стало. Высока вероятность того, что он обосновался где-то в Севастопольской империи, а может статься, что его кто-нибудь сожрал по дороге туда, или обратно. Во всяком случае то, что уровень опасности тот человек не обозначил, едва ли может прибавить оптимизма наемнику, получившему заказ на обследование тоннеля и близлежащей, заброшенной станции на предмет биологической угрозы.

Итак, последний человек прошел здесь два месяца назад. Давно. Очень давно. Кто знает, какие твари поселились там, на заброшенных станциях, за это время?

Сталкер замешкался на минуту, вспоминая сегодняшнее число, но с удивлением для себя обнаружил, что не знает, даже какое сейчас время суток. В момент, когда он покидал Тульскую, часовая стрелка на станционных часах приближалась к десяти. Значит, сейчас полдень? В равной степени, это может быть и полночь. Какая, однако, теперь разница?

Негромко кашлянув, он вытащил нож и принялся вырезать в таблице свой род деятельности и календарную дату. Потом отключил старый магнитофон и неторопливым шагом двинулся по направлению к брошенной людьми еще пятнадцать лет назад станции. Теперь он шел по мало изученной территории и вынужден был пристально оглядываться по сторонам, вслушиваться во всякий звук. Сейчас, когда замолчала музыка и в тоннеле воцарилось абсолютное безмолвие, нарушаемое только его собственными шагами, этот человек был готов испугаться.